Артемий покинул кабинет Винницкого успокоенным: все-таки его ни в чем не обвиняют. И то слава богу. Что ж, а работа — она везде работа.
Остановившись возле своего кабинета, Артемий полез в карман за ключом. Из задумчивости его вывел чей-то уверенный, громкий голос, показавшийся знакомым:
— Батюшки! Кого я вижу! — воскликнул этот голос, кругло выговаривая слова, но Дудник обернулся на него лишь тогда, когда голос зазвучал рядом и на плечо легла чья-то горячая рука.
Перед ним стоял бывший начальник райотдела ГПУ Константиновки, капитан госбезопасности Соломон Абрамович Жидкой, которого он сменил на этой должности два года назад, малый лет тридцати пяти, круглоголовый, почти полностью лысый, с негритянскими вывернутыми губами, с маленькими блестящими глазками под жидкими бровями и носом-пуговкой.
— А-аа, Соломон, — произнес Артемий, стараясь быть приветливым, пожимая руку Жидкому. И, показав глазами на петлицы, где вместо двух кубарей появилась одна шпала, добавил: — Растешь?
— Растем! — довольно гыкнул Жидкой. И пропел: — Наш паровоз вперед лети, в коммуне остановка…
— Ну-ну, заходи. Хвастайся, — предложил Артемий, пропуская Жидкого в кабинет.
— Я рад, что встретил тебя, — начал тот, усаживаясь на стул и закидывая ногу на ногу. — Вдвойне рад, что ты включен в мою команду по проверке деятельности Таганрогского УВД.
— Постой! Люшков сказал мне, что я определен в группу Рогозина…
— Ха! Так я и есть Рогозин! — хохотнул Жидкой. И пояснил: — Взял себе фамилию жены: она у меня русская… А что, не нравится? — и глянул, подозрительно сощурив глаза.
— Почему? Очень даже хорошая фамилия. Но… как бы тебе это сказать? — прежняя тебе больше шла.
— Ну, больше-меньше — это ерунда, — осклабился Жидкой-Рогозин. — Дело не в фамилии. Вот у тебя фамилия Дудник — от дудки, значит. А у меня от слова рогоз, камыш то есть. А из чего дудку делают? То-то и оно. Соображаешь? — и захохотал, довольный. Оборвав смех, заговорил серьезно: — Я о твоей работе в Константиновке наслышан. Ты хорошо распутал тамошних контриков. Я читал твой рапорт по этому делу. Жаль, что тебе не вернули звание. Но у нас так заведено: потерять легко, а назад вернуть трудно. Что у тебя еще новенького?
— Ничего существенного, — пожал плечами Артемий.
— Не женился?
— Не до того было.
— А я подженился в Харькове. Уже пацана успел сострогать, — самодовольно сообщил Рогозин-Жидкой. — Хороший пацан, весь в меня.
— Поздравляю.
— Спасибо. Теперь о деле. У меня подбирается группа в двенадцать человек. Хлопцы все проверенные, дело свое знают. Надо этим казакам показать, что хозяева тут не они, а мы, что с их порядками пора кончать. Они тут снова решили развести свою вольницу, наплевать на партию, насадить везде атаманов. Подавятся. Я Люшкова знаю: у него не забалуешь. Твердый партиец и чекист. За ним, как за каменной стеной, — говорил Соломон, отбивая такт ладонью по круглой коленке. — Ты, Артемий, держись наших хлопцев. Кто с нами, тот наверху, кто против, тот внизу. Мы своих не сдаем. А всех остальных — к ногтю.
Глава 14
Почти до самого нового года Артемий вел кочевую жизнь: сначала Таганрогский район, затем Новочеркасский, потом другие, уже на Верхнем Дону. Копались в документах, которые везде велись из рук вон плохо — в основном по неграмотности, допрашивали и расспрашивали людей, вороша события аж десятилетней давности, особенно те, что связаны с коллективизацией и раскулачиванием. Картины открывались жуткие. Получалось, что дров тут наломали так много, что разгрести эти завалы обломков и обрубков не было никакой возможности, зато озлобленность и неопределенность остались, тлели подспудно и ждали своего часа. Но главные заводилы, то есть те люди, которые на коллективизации и раскулачивании слишком замазались в чужой крови, постепенно выяснялись и ставились в очередь в ожидании звонка, который должен был раздаться из Центра.
Представить себе масштабы надвигающихся событий никто не мог, зато каждый чувствовал грозовую наэлектризованность окружающей обстановки и лихорадочно искал для себя ту нишу, которая окажется вне разрядов молний.
Артемий и сам испытывал на себе давление обстановки, поэтому работал вместе со всеми день и ночь, почти не отдыхая, неся, как пчела, в общую копилку полученные сведения, которые кем-то сортировались, обобщались и отправлялись в Москву, где готовился очередной Пленум ЦК партии. Эти сведения касались не только работников милиции и госбезопасности, но и советской власти, партийных, профсоюзных, комсомольских организаций, хозяйственных и промышленных органов и даже воинских частей. Все подшивалось к делу, всякая мелочь учитывалась, и даже кто с кем спит и каких имеет
