Отсюда вывод…
А какой такой вывод отсюда? Надо самому начинать Большую чистку в масштабах Москвы и области. Чтобы Сталин понял, что товарищ Хрущев на его стороне не только теоретически, но и практически. И при этом не снижать темпов строительства жилья, реконструкции площадей и улиц, прокладки новых линий метрополитена, развития производства товаров народного потребления… О боже! Если продолжать список всего, что нужно, и не завтра, а сегодня, сейчас, то и слов не хватит.
Тихо задребезжал звонок прямой связи с Кремлем.
Никита Сергеевич дернулся, высвобождаясь из плена полудремы-полубодрствования, схватил трубку.
— Хрущев слушает, товарищ Сталин.
— Не спишь, Микита?
— Разве уснешь, товарищ Сталин!
— Ну, раз не спишь, приезжай в Кремль — поужинаем вместе.
Никита Сергеевич еще какое-то время держал возле уха трубку, в которой раздавались короткие гудки. Затем положил ее на рычажки аппарата, нажал кнопку дежурного, велел подать к подъезду машину.
Еще через пять минут машина неслась по улице Горького, разгоняя ревом клаксонов зазевавшихся прохожих. А у Никиты Сергеевича мысли текли уже в другую сторону: поужинать со Сталиным — такое приглашение он получает впервые, следовательно… следовательно, он до сих пор все делал так, как того хотел Сталин — и это главное. Все остальное — ерунда. В том числе и марксизм-ленинизм. То есть не то чтобы окончательная ерунда, а в том смысле, что он, Хрущев, как бывший рабочий, чует этот марксизм-ленинизм своим нутром, пролетарским, так сказать, инстинктом. В таком духе, стало быть, надо действовать и дальше.
Бессонный страж своего хозяина Поскребышев молча кивнул головой в сторону двери кабинета, и Никита Сергеевич, внутренне пребывая в нервном напряжении до дрожи в руках, стремительно пересек «предбанник», где сидели два майора кремлевской охраны, вошел в кабинет Сталина и, увидев открытую дверь, о существовании которой знал от Кагановича, направился к ней, мысленно моля господа, чтобы все обошлось благополучно.
В небольшой комнате стоял длинный стол, вокруг которого сгрудилось с десяток человек. От волнения Никита Сергеевич в первые мгновения не мог даже разглядеть, кто именно. Зато Сталина разглядел сразу же. Тот стоял в дальнем конце стола, что-то накладывал на тарелку большой ложкой.
— А вот и Микита, — произнес Сталин, положив ложку в большое блюдо. — Ты что же, Микита, удрал и даже не попрощался с товарищами? Нехорошо. За это тебе штрафную. Налей ему Лазарь, — велел он Кагановичу, стоящему рядом.
За столом загудели. И в голове у Никиты Сергеевича несколько прояснилось. Он разглядел тут и Молотова, и Ворошилова, и Калинина, и Ежова, и всех остальных сталинских апостолов. Только он, Хрущев, среди них один был всего лишь членом ЦК, да и то неполных два года, то есть к апостолам не принадлежал.
— Ну, чего ты там замер, Микита? — донесся до Хрущева насмешливый голос Сталина. — Иди сюда, вот здесь твое место. Подвинься, Лазарь, — велел Сталин Кагановичу и даже слегка толкнул его в плечо.
Никита Сергеевич встал рядом со Сталиным, принял от Кагановича бокал с водкой. Оглядел стол. Все ели и, казалось, не обращали на него никакого внимания.
— Так, друзья! — воскликнул Каганович. — Давайте наполним наши бокалы и выпьем…
— И выпьем за здоровье нашего гостя Микиты Хрущева, — перебил Кагановича Сталин. — Выпьем за то, чтобы он превратил Москву в город-сад, лучшую столицу мира. Чтобы при этом не зазнавался и не хвастался достижениями, а всегда помнил о недостатках. Потому что недостатки вечны, а достижения временны и относительны. Твое здоровье, Микита! — И Сталин коснулся его бокала своим, с красным вином.
Тонкий звон стекла божественной музыкой отозвался в голове Никиты Сергеевича.
— Спасибо, товарищ Сталин, за добрые пожелания, — ответил он. — Я постараюсь сделать все, чтобы оправдать ваше доверие и ваши пожелания. Со своей стороны…
— Со своей стороны — это потом, — остановил Хрущева Сталин движением руки. — А то мы будем не столько пить и есть, сколько раскланиваться то в одну, то в другую сторону. Пей, Микита! И ни о чем не думай.
Никита Сергеевич выпил водку одним духом, взял с тарелки соленый огурец, захрустел. Он вдруг почувствовал себя вполне своим человеком среди этих людей, которых еще недавно считал небожителями, до которых, представлялось, ему так далеко, что и не видно. Оказывается, это лишь одно воображение, что стоит лишь… Но здоровый инстинкт подсказал Никите Сергеевичу, что слишком высоко в своих мыслях возноситься опасно — и он тут же опустился на грешную землю, взял чистую тарелку и стал накладывать на нее все без разбору, чутко вслушиваясь в голоса сотрапезников.
Май 2000 — ноябрь 2017 гг.
