оказался чертовски крепким, особенно для некоторых сентиментальных слабаков.
– Хочешь, я скажу тебе кое-что, Мрачный? – спросил Гын Джу, расстилая походную постель.
Его взгляд снова сделался ясным и спокойным. Страж добродетели стащил начищенные до блеска сапоги и завернулся в одеяло.
– Несомненно, – ответил Мрачный, хотя на самом деле очень даже сомневался, что сумеет и дальше переваривать сюрпризы этого вечера.
– Кажется, теперь я понимаю, почему Чи Хён решила, что мы поладим.
С этими словами непорочный повернулся к Мрачному спиной, и тот даже не успел решить, готов ли он признаться в том же самом… хотя бы себе самому.
Далеко за полночь Мрачный все еще сидел у костра, подкидывая хворост, и размышлял о том, как сильно отличается это путешествие от охоты в одиночку, которую он замышлял поначалу. Дедушка погиб, дядя позорно сбежал, и теперь настало время Темного Мстителя; застенчивый юноша превратился в чудовище, которое не остановит никакая сила. Он понимал, что его кровь должна кипеть от ненависти к дяде и в голове не может оставаться ничего, кроме мыслей о возмездии, однако всю дорогу он мечтал о Чи Хён и изводился раздумьями о Безликой Госпоже и Софии… А теперь еще и спел эту дурацкую песню дорогим друзьям дядюшки Трусливого, вместо того чтобы чураться их. Он даже не сдержал слова и не надрал задницу мальчишке, что застрелил дедушку из лучка-дохлячка, даже когда этот недомерок не пришел на Язык Жаворонка и не дал Мрачному свершить правосудие. Какой же он Рогатый Волк, если отказался от такого праведного дела, как кровная месть иноземцу, убившему его родственника?
Он вообще не Рогатый Волк – вот единственный ответ, и его варвар пытался переварить, начиная с посещения Тао и даже еще раньше. С тех пор как Мрачный сбежал под покровом ночи и сразился с погнавшимися за ним соплеменниками, он не имел никакого права причислять себя к этому клану…
А может, все началось много лет назад, когда он принес в деревню раненого дедушку. И чем больше Мрачный думал, тем сильнее ему хотелось навсегда избавиться от этого груза. Втайне он мечтал вернуться домой героем, доказав родичам, что они в нем ошиблись, но почему он вообще должен возвращаться? Все, что он любит в этом мире, не считая матери, для Рогатых Волков чуждо, святотатственно, противоестественно. Вот сегодня он помирился с враждебно настроенным непорочным, причем без помощи силы, – разве это не правильней стократ, чем тщетные попытки заслужить приязнь соплеменников? Вместо крови на руках или ножа в спину он получил дружбу… по крайней мере, первые намеки на дружбу с человеком, имеющим больше, чем кто-либо другой на Звезде, причин ненавидеть его, с человеком, помогающим ему нести колдовское бревно, полученное от шаманки из племени Шакала! Значит, пора наконец заявить громко и гордо…
– В жопу Рогатых Волков! – воскликнул Мрачный, обращаясь к огню, поскольку понял этим вечером, что у слов больше силы, если они произносятся вслух…
Однако говорил он на непорочновском, сомневаясь, что Древние Смотрящие обрадовались бы, если бы он проклял свой клан на их родном языке.
– Кого в жопу? – перепросила Пурна, облизав потрескавшиеся губы длинным черным языком, и поднялась с того места, где ее сморил сон. – Я недослышала.
– Ммм, – сконфуженно промычал Мрачный.
– Ладно, это твое дело, – сонно проговорила Пурна и отошла в сторону. Когда прекратилось журчание, она добавила: – Теперь я на часах. Ничего не случилось, пока я дрыхла?
– Случилось, – ответил Мрачный, укладываясь и глядя сквозь невысокую завесу огня на спящего Гын Джу. – Но эта песня не из тех, которые можно перевести.
Глава 14
С тех пор как Доминго видел Ждун в последний раз, она стала еще менее доверчивой. Таоанский полковник подтащила стул к его кровати и осмотрела палатку так пристально, будто в ней могли прятаться шпионы. То, что она вообще согласилась приехать во вражеский лагерь, уже было актом беспрецедентной смелости, особенно после того, как ее попытку разгромить кобальтовых сорвал гигантский демон-опоссум, крушивший все и вся. Но, как сказал Доминго генералу Чи Хён, если приманка хороша, то клюнет даже самая осторожная птица.
Хьортт удивленно заморгал, как будто только сейчас узнал гостью, сидевшую возле его смертного одра, и закашлялся, изображая крайнюю слабость.
– Во имя знамен лорда Блика, что с вами сделали?! – воскликнула Ждун, похоже обеспокоенная не столько состоянием здоровья Доминго, сколько ловкостью, с какой кобальтовые его так унизили. – Они утверждали, что вы сломали позвоночник в бою и поэтому не смогли приехать на переговоры, но я не поверила. Иначе уже давно была бы здесь.
– Это правда, – ответил Доминго со стоном, который дался ему без особого труда, несмотря на то что спина, в отличие от других раненых частей тела, уже пошла на поправку. – Как я и писал вам в своем первом письме две-три недели назад.
– Вы же знаете, как это бывает, – беззаботным тоном сказала Ждун. – Такие вещи очень легко подделать, и пока мы не обговорили условия перемирия с кобальтовыми, я не могла рисковать. Ради вашего же блага я должна быть осторожной.
– Разумеется. – Впервые за долгую совместную службу Доминго сдержал гнев и не накричал на Ждун за всю чушь, которую она несла. Для этого еще найдется время, если он не убедит ее согласиться на предложение. И хотя Хьортт заранее знал ответ, он все же спросил: – Что помогло вам решиться?
