перчатках, что немного настораживало. Учитывая, что вдоль столов, за которыми находились контролеры, лежали деревянные настилы, а в середине комнаты был слив с засохшими вокруг бурыми потеками, накатывало чувство абсолютной внутренней опустошенности, после уже пережитого и увиденного становилось безразлично что произойдет с тобой дальше.
– Выкладывай вещи, – давал команду контролер, подошедшему зеку. И тот выворачивал на стол нехитрые пожитки, все что обычно находится в сумке зека, пара белья, принадлежности личной гигиены, чай, сигареты, пачка писем да стопка бумаг по делу, может еще пару книг или журналов, зачитанных и просмотренных, что называется «до дыр». Все это всыпается из клеёнчатой сумки, с такими стоят торговцы на рынках. Контролер начинает перебирать пожитки арестанта. Все сигареты внимают из пачек и сваливают в кучу, потом одну за одной разламывают на две части. Чай вытряхивают из пачек в полиэтиленовые прозрачные пакеты. Если у кого-то находят конфеты, то каждую разворачивают по отдельности и проверяют содержимое, если ничего подозрительного, бросают в пакет, уже без фантика. Мыло разрубают ножом на четыре части. Подолгу могут пересматривать письма или бумаги по делу и если находят что-то подозрительное, передают старшему для принятия решения. Проверяют все, каждый предмет, могут подолгу разглядывать. Зубную пасту выбрасывают в рядом стоящий бак, в который летит все, что кажется подозрительным или по мнению контролеров ненужным для нахождения в тюрьме. Например, мочалка, если сплетена из чего-то подлежит изъятию, что бы не могли из нее сплести веревки для меж камерной связи или еще чего доброго повеситься. Шампунь, если у кого-то был в наличии, так же отправляли в бак. Любая жидкость была запрещена. Книги предлагали оставить в камере хранения. С собой разрешали брать только библию, если таковая конечно же имелась. Вещи, которые не разрешали брать с собой в камеру, по описи отправляли храниться на тюремный склад, до освобождения или следующего этапа. На заключительном этапе обыска переходят к личному досмотру, заставляют снять с себя все вещи, потом отводят к сливу посреди камеры, приказывают открыть рот и высунуть язык, затем показать подошвы ног и три раза присесть при этом покашлять. Таким образом проверяют нет ли «торпеды» в заднем проходе. Так называется перевозимый внутри запрет. Это может быть что угодно, начиная от наркотиков, денег и заканчивая мобильным телефоном.
После шмона, вновь прибывшие попадали в камеру. Камера похожа на штрафной изолятор, нара была поднята к стене, помещение было узким, шириной метра полтора и длинной метра два с половиной. В углу нужник в полу и рядом с ним умывальник, метра три высотой, практически под самым потолком маленькое окошко из армированного стекла и закрытое наглухо. Воздух в камеру поступал из внутреннего коридора, через отверстие под потолком, прикрытое железной заглушкой с просверленными в ней дырками. Загружали в камеру такое количество людей, что нельзя было присесть. Приходилось всем стоять словно селедки в банке, подняв головы к потолку, чтобы не дышать друг другу в лицо. Никакого движения в тюрьме не было слышно, связаться с другими камерами было невозможно, попытки стучать в стену и узнать кто находится в соседних камерах, результатов не дали. У некоторых начали сдавать нервы. И они начинали стучать в дверь, с просьбой опустить нару. Никто не отвечал. Создавалось впечатление, что здесь придётся провести остаток жизни. Ближе к вечеру, начали выводить по два человека и отводить в душевую. Давали пару минут обмыться и потом уже строили в коридоре лицом к стене, ожидать пока соберётся несколько человек и давали команду «руки за спину». При этом у каждого из арестантов была сумка с личными вещами, от усталости после длительных стояний и бессонницы, держать за спиной сумку было не легко и не удобно. Голову поднимать и разговаривать было нельзя. Перед тем, как отправится по бесконечным коридорам, конвоир предупреждал – «Голову не поднимать, не разговаривать, в переходах держаться левой стороны, проволоку вдоль стены руками не трогать». Они были действительно бесконечными, эти переходы или ходы. Проложены таким образом, чтобы все передвижения осужденных были исключительно под землей. Поговаривали, сделано специально, что бы арестанты не могли определить местонахождение и тем самым снизить даже возможность самой мысли о побеге из тюрьмы№8. Передвижения заключенных по подземным переходам, с опущенными головами и с «кешарами» за спиной, напоминало шествие в преисподнюю вычеркнутых из жизни людей. Чем глубже спускались, тем сильнее охватывали чувства безысходности, страха и обреченности. Перед входом в эти лабиринты, была кованная из железа, массивная дверь. Отпирал ее конвойный длинным ключом, висевшем у него в связке на поясе. Когда все спускались, дверь запиралась с наружи. Та сторона двери, что обращена во внутрь перехода не имела никаких отверстий для ключей и плотно прилегала к дверному проему. Оказавшись в подземном переходе, чувствовалась сырость и запах земли. Шириной приблизительно в два, высотой в два с половиной метра, туннель постепенно спускался в низ. Пол земляной и утоптан так, что не слышно шагов по нему. Под потолком тянулись лампы, а с права вдоль стены, тоже из земли, натянута проволока. Про нее говорили, что это на случай не предвиденных обстоятельств, нападения на конвоира или бунта, для вызова тюремного спецназа, который дежурил в тюрьме постоянно. Поговаривали, что как-то один любопытный зек схватился за эту проволоку, тут же потух свет в подземном переходе и через несколько секунд ворвался спецназ. Били резиновыми дубинками всех без разбору и конвоиров тоже. Переходы были очень длинными, иногда плавно поднимались вверх, к развилкам, что-то вроде перекрестка, там были снова двери, проходили через них и снова попадали в длинные переходы, плавно уходящие в глубь, под землю. За одной из дверей, начинался лестничный пролет ведущий вверх и через несколько проходов по бетонным ступеням начинал поступать дневной свет, это единственное, что хотелось увидеть после подземных туннелей. После тишины подземелья, особо воспринимались звуки тюрьмы. Грохот железных дверей, окрики конвойных. Лестничные пролеты выводят к железным дверям, за которыми начинаются длинные коридоры, по одной стороне которых расположены камеры. Перед тем как отправить арестантов по камерам, их выстраивают лицом к стене, руки за спиной, так стоят пока конвойный выкрикивает фамилию и номер камеры, второй конвойный отпирает тяжелую железную дверь и пропустив туда заключенного, тут же ее запирает. Перед открытием камеры, он дважды стучит дубинкой в дверь, это сигнал, чтобы все находящиеся внутри, поднялись с нар и построились, караульный должен видеть в глазок, что все в наличии, никто не спрятался за дверью и не готовиться напасть на него или вырваться из камеры на продол. Только после этого он отпирает железную дверь и пропускает
