5
— Нет! — сказал учитель.
— Да! — сказала жена учителя.
— Должен быть ещё какой-то выход, — сказал учитель.
— Например? — поинтересовалась жена учителя.
— Ограбить банк, — предложил учитель.
— Сам позвонишь, или мне звонить? — спросила жена учителя.
— Или спрячемся под крылом ближайшего самолёта и улетим зайцами, — предложил учитель.
— Так кто будет звонить? — оборвала жена учителя.
— Да я, я позвоню, — вздохнул учитель и поплёлся к телефону-автомату.
Мы ждали. Мы понимали, что ждать придётся долго, ведь наш самолёт — только через неделю. Если учитель не придумает, где нам ночевать, нам, наверное, придётся всю неделю жить здесь, в аэропорту. Правда, это нас тоже не очень расстраивало, потому что аэропортовый дядя оказался очень милый. Вдоволь насмеявшись над деньгами учителя и паспортом Пата, он включил нам багажную ленту, и мы все покатались на ней под шторки и обратно. Нам очень понравилось.
— Ну? — спросила жена учителя, когда он вернулся.
Учитель не ответил, только устало покивал.
Мы вышли на улицу и построились. К счастью, снаружи светило солнце и было не очень холодно, хоть кругом и лежал снег. Одежды у нас было довольно мало, потому что ещё утром мы не догадывались, что к вечеру окажемся в Лапландии. Но никто не мёрз, разве что учитель, у которого вместо одного ботинка был полиэтиленовый пакет.
Мы строили предположения, кому звонил учитель и кого мы теперь ждём.
— Наверное, президенту, — сказал Тукка. — Президент пришлёт за нами самолёт.
— И новый ботинок для учителя, — добавила Ханна.
Здорово, что президент обо всём позаботился, даже о ботинке для учителя. Какой он добрый и нежадный.
— Да ну, откуда учитель знает иностранного президента? — засомневался Пат.
Никто не успел ответить, потому что вдруг послышался ужасный треск. Треск нарастал, будто на нас надвигалась целая стая кузнечиков. Но звук шёл не сверху, а откуда-то из-за сугробов. Похоже, что президент решил вместо самолёта прислать за нами тысячу мопедов с едой, одеждой и ботинком для учителя в придачу.
Мы очень удивились, когда из-за сугробов показались первые мотосани, за ними — вторые, третьи, четвёртые… Всего двадцать штук, и каждые — с прицепом. На первых санях сидел человек в разноцветной куртке и шапочке с четырьмя козырьками. У него была длинная борода. Все остальные водители по сравнению с ним были гораздо меньше.
— Белоснежка и девятнадцать гномов, — шепнула Ханна.
— У Белоснежки не было бороды, — заметил Тукка.
— Дед Мороз и девятнадцать гномов, — обрадовалась я.
— Деда Мороза в Лапландии называют Рождественский Козёл, — сообщил Тукка, который всё знает.
— То есть его тогда надо называть Дед Козломороз? И если это лапландский Дед Мороз, то почему он не в красном? — засомневалась Тина. Тина всегда сомневается.
— Это его повседневная одежда, — сказал Тукка, — сейчас же не Рождество.
— Я так не играю, я ещё не написал список подарков, теперь Дед Мороз мне ничего не принесёт! — заныл Сампа.
Первые сани остановились рядом с учителем, остальные выстроились за ними. Мы как зачарованные следили, как Дед Мороз, вернее, Дед Козломороз встаёт со своих красных саней. С Рождества он заметно похудел, но Тукка объяснил, что раздавать подарки — тяжёлая работа, ещё и не так убегаешься.
Гномов мы не разглядели, потому что на всех были мотоциклетные шлемы.
— Вот это сюрприз! — воскликнул Дед Козломороз и обнял жену учителя.
— Сколько лет, сколько зим, — проговорила жена учителя.
Потом Козломороз повернулся к учителю. Они долго молча смотрели друг на друга.
— Дед Козломороз проверяет, хорошо ли он себя вёл, — шепнул Тукка. Мы затаили дыхание. Мы все, конечно, надеялись, что учитель вёл себя хорошо и ему подарят второй ботинок.