Европе, стремление людей к спокойной жизни. А за коммунизм, который я ненавижу, им надо бороться и во многом себе отказывать. Смею предположить, что и европейская интеграция, в которой мы осторожно участвуем, тоже идет против этого потока и поэтому не имеет длительной перспективы.
— Благодарю, Мэгги, за беседу и разъяснения. По нашим данным, экономическое ослабление СССР это факт. Он работает на нас, и поэтому тоже спешить со встречей не стоит. Пусть клиент дозревает. Но я буду думать о встрече с Горби. Может быть, уже в ноябре в Женеве.
Тэтчер покидала Вашингтон, как и прежде Париж, весьма довольная своей миссией. И Миттеран и Рейган, которых она считала великими президентами и своими друзьями, ее надежды оправдали сполна.
Первый визит
В Москве полным ходом шла подготовка к первому зарубежному официальному визиту Горбачева. Перед этим была краткая рабочая поездка в Варшаву для подписания протокола о продлении Варшавского Договора. Но исторически традиционно, и не только для советских правителей, а еще со времен Российской империи первым был выезд Париж. Сколачивалась команда, писались проекты документов и речей, шились наряды. В поте лица трудилась портниха Тамара из Общесоюзного Дома моды на Кузнецком мосту. Михаил и Раиса возлагали на эту поездку большие надежды. Хотя особого волнения не было. Сказывалась тренировка во время успешной поездки в Лондон еще до восшествия на вершину. Но теперь другое дело. Они ехали в качестве первой пары огромной и все еще великой державы.
В здании Центрального Комитета партии Раисе выделили отдельный кабинет, снабдили материалами по Франции, приставили лучших экспертов. Бывшая отличница и в этом случае не полагалась на импровизацию и готовилась к поездке основательно. Даже потребовала, чтобы из самых известных дам страны у нее была своя «свита». Пригласили женщину-космонавта, поэтессу, руководителя женской организации, директрису музея искусств. Ей хотелось предстать перед Францией не просто первой леди СССР, а еще и в качестве самостоятельной общественной фигуры.
В команду Михаила, кроме дипломатов и военных, впервые включили группу поддержки из ученых. Желающих было немало, но отобрали троих: физика-ядерщика Велихова, директора космического института Сагдеева и, конечно, академика Арбатова. Правда потом никто, и Горбачев в том числе, не могли вспомнить, кто его пригласил. И в последующем он участвовал почти во всех визитах, как некий непременный член делегаций. Очевидно, это стало следствием умелого распространения Арбатовым информации о том, что сам Андропов приставил его к Горбачеву и последний без его помощи не может обходиться. На первых порах это было похоже на правду. Но и потом, когда встреч с ним избегали и его записки перестали читать, он продолжал имитировать свою близость к Горбачеву. В этом ему помогал космополит Анатолий Черняев, которого Арбатов, с помощью Яковлева, продвинул в помощники Генсека по внешней политике. Так и «толкался» в верхах академик, примечательный еще и тем, что после него не осталось ни одного капитального теоретического труда. Правда, трудов-манифестов он изготовил немало. Но они перестали быть интересными и полезными, как только «административный академик» покинул пост директора института. Однако о незаменимости Арбатова кремлевским правителям, в том числе Горбачеву и его окружению, еще долго не забывали постоянно напоминать влиятельные американцы. Однажды влиятельный конгрессмен Кеннеди заметил в беседе с Горбачевым, что ваш Арбатов — это наш Киссинджер. Такое положение продолжалось до тех пор, пока Арбатову не подсказал внутренний, а может, другой голос, что надо менять хозяина и он вместе с другим придворным и действительно талантливым экономистом академиком Шаталиным переметнулся к Ельцину. Пока не канул в безвестность.
Довольно странной фигурой в этой компании был и директор Института космических исследований академик Сагдеев, вскоре женившийся на Сьюзен Эйзенхауэр — внучке американского президента Дуайта Эйзенхауэра и в 1988 году уехавший на жительство в США. Там он долго работал в качестве профессора Мэрилендского университета и советника правительства по ядерному вооружению. Для кого он в то время старался в области разоружения России, думается, известно не многим, да и то не в России.
Только выдающийся физик Евгений Велихов с этой поры и надолго оставался внештатным советником последнего советского и последующих российских правителей. А при Путине и Медведеве даже возглавил квазинародный парламент — Общественную палату. Вот такая компания интеллектуалов сопровождала Горбачева в его первом зарубежном визите в должности Генсека. Но на этот раз они остались без дела. Французы в деле разоружения ни на какие импровизации не пошли.
Официальными членами советской делегации были новый министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе, секретарь ЦК Александр Яковлев, а также посол СССР во Франции, один из патриархов советской дипломатии Юлий Воронцов.
В те времена послами в разных странах успешно служили четыре очень опытных и, что важно, карьерных советских международника. Эти фигуры, составляющие золотой фонд советской дипломатии, для краткости иногда называли: «А+3Ю». Анатолий Добрынин, два Юлия — Воронцов и Квицинский и Юрий Дубинин. Именно карьерных дипломатов, а не номенклатурных партийных, которых среди послов в силу идеологичности страны, тогда было большинство. Еще это был «мягкий» способ избавляться от неугодных политиков. Первый заместитель Председателя Совета Министров и член Президиума ЦК Дмитрий Полянский за несогласие с политикой Хрущева на десять лет «загремел» в послы Японии и Норвегии. Так же поступил Брежнев с кандидатом в
