На предприятии имени 23-го Августа и потом на второй день в выступлении на митинге румыно-советской дружбы Горбачев, несколько озадаченный беседой с Чаушеску, нападать на него откровенно не решился. Но на митинге все-таки не смог удержаться и высказал общий упрек в адрес старой гвардии руководителей социалистических стран, не принимающих его курс на перестройку: «Они не хотят понять, что это не придумка Горбачева, а веление времени и желание нового поколения людей».
В последний день визита Николае и Елена, желая смягчить возникшее напряжение, пригласили чету Горбачевых на прощальный ужин. Как будто сговорившись, долго избегали разговора на политические темы. Но не случайно Михаил и Николае, в разное время, нередко говорили на публике, что кроме любви к женам, они давно и навсегда влюблены в политику. И поэтому вскоре разговор опять зашел о перестройке в СССР и международных делах. Николае стал призывать Михаила к большей осторожности в вопросах демократизации и гласности, а также к меньшему доверию западным лидерам.
— Мы с вами для них прежде всего коммунисты. Пусть даже, как они говорят, хорошие. Вы разве не видите, что всегда и во всем в обмен на добрые отношения они ждут от нас односторонних уступок. У нас с Еленой складывается впечатление, что вы не замечаете грозящих вам опасностей. Мы так же, как и вы, за развитие демократии, но в рамках социалистической законности. И еще, сбавьте обороты. Давайте идти одним темпом. Не надо забывать, что мы живем не изолировано, а в рамках Варшавского Договора и Совета Экономической Взаимопомощи. Вы что, хотите сбросить нас, как балласт?
— Знаете, Николае, — заметил миролюбиво Михаил, — делайте у себя, что считаете нужным, и сами за это отвечайте. А мы будем поступать так, как требует обстановка в нашей стране. Страна уже не может жить, как раньше. Люди хотят перемен и всячески их поддерживают.
Чаушеску выслушал и ничего не ответил. Видимо, понял, что Михаил его не слышит. И что эта «глухота» не временная, а навсегда. Чтобы разрядить ситуацию, Елена попыталась перевести разговор на вечную и спасительную тему русской литературы. Но тут, желая подкрепить позицию мужа, в беседу вступила Раиса.
— А знаете, товарищ Чаушеску, сколько писем приходит Михаилу Сергеевичу?
— Сколько?
— До трех-четырех тысяч в день, со всех концов Советского Союза, а также из-за рубежа, в том числе из вашей страны. В большинстве из них выражается поддержка перестройке. Люди требуют проводить ее более решительно, пишут, что перемены, особенно на местах, идут слишком медленно.
— Раиса Максимовна, будь я гражданином СССР, тоже послал бы письмо Михаилу Сергеевичу с пожеланием меньше встречаться с западными лидерами, а больше уделять внимания своей стране и взаимодействию с союзниками из соцстран. Ведь у нас тоже есть кое-что полезное. Перенимая ваш советский опыт, мы в вопросах демократии не стояли на месте.
— Да оставьте, Николае, — не выдержал Михаил, — то, что вы выдаете у себя за гуманное общество, ничего общего с демократией не имеет. Всю страну держите в страхе и изоляции от внешнего мира… А как можно брать деньги с тех стран, в которые выезжают ваши граждане на постоянное жительство. Ведь это, извините, торговля людьми.
— Никакая это не торговля. Деньги платят за тех, кто окончил высшие учебные заведения бесплатно и должны за несколько лет их отработать. Если они не могут заплатить сами, пусть платят за них те, на кого они после выезда будут работать. Это в высшей степени справедливо, — отпарировал Николае.
Дальше разговор пошел на повышенных тонах и на такие темы, что помощникам пришлось закрыть распахнутые в парк окна. Раиса и Елена даже пытались выяснить, у кого из них больше законных оснований для участия в государственных делах. И кто из них настоящий, а кто липовый ученый. Попытки мужей их примирить результата не дали. Наскоро попрощавшись, Горбачевы покинули резиденцию. Вечер и сам визит были основательно испорчены.
…Высокий, чернявый, красивый, как многие дети от смешанных браков, агент «Артист» был взволнован. За годы сотрудничества с КГБ он впервые принес информацию такого значения. Уловив его состояние, опытный оперативный сотрудник Марков предложил сначала рассказать о поездке вообще, а потом письменно изложить ту важную информацию, ради которой встретились. Когда Марков взял исписанные листы и наскоро пробежал текст, волнение охватило и его. «Артист» сообщал, что в Румынии ведутся работы по созданию атомного оружия. И что через 3–4 года они будут завершены. Информация получена случайно. Он слышал, как отец рассказал своему брату — начальнику ГРУ о поездке на химический комбинат в городе Турну-Мэгуреле. Лично министр поручил ему руководить монтажом насосов. Хотя обычно этим занимаются его подчиненные. Было это на секретном объекте на территории химкомбината. Там он и узнал, что насосы нужны для обеспечения процесса обогащения ядерного топлива для атомного оружия. Брат отца об этом знал и просил его держать язык за зубами. Ведь речь шла о нарушении Румынией договора о нераспространении ядерного оружия, участником которого она была с 1970 года.
Теперь становились понятнее и причины той независимости, с которой вел себя Чаушеску в мировых делах. В этот же день полученная от «Артиста» информация ушла в Москву для председателя КГБ Чебрикова. Тот немедленно доложил ее лично Горбачеву. Это произошло на третий день после его возвращения из Бухареста.
— Михаил Сергеевич! Есть срочная информация по одной из соцстран. Прошу принять.
— Давай, Виктор Михайлович, подъезжай.
