Владимира, первого православного самодержца и человека русского хотя бы с точки зрения официальной историографии.
Имперские власти задумали превратить Киев — “дряхлый”, по словам Пушкина, город с 35 тысячами обитателей — в бастион не только военной мощи, но и национальной политики на европейском культурном фронтире. В городе запретили жить евреям, а православные храмы реставрировали сообразно вкусу высшего света. Строили новые улицы и бульвары, которым давали новые имена. Жандармская улица, например, доходчиво символизировала собой то значение, что имела на пограничных землях полиция. В 1833 году новый генерал-губернатор Подолья и Волыни, от которого царь ждал глубокой интеграции Правобережной Украины в империю, предложил возвести в Киеве монумент князю Владимиру. Николай I изучил проект и горячо одобрил. На статую ушло двадцать лет — открыли ее в год начала Крымской войны. Он возвышается и сегодня — не перед университетом, как вначале задумали, а на берегу Днепра. Фигура князя на этих склонах допускает разные интерпретации: от знака русско-украинского религиозного и этнического единства до памятника основателю первого украинского государства. Мало кто сегодня помнит, что империя таким образом просто застолбила бывшие польские владения на Правобережье.
Основание в Киеве современного университета (третьего на украинских землях после Львовского и Харьковского) стало поворотным моментом в истории региона. Перед университетом ставили задачу готовить из местных кадров исполнителей воли Петербурга и проводников русской идентичности. Сформировали также комиссию для сбора и публикации древних актов, которые доказали бы, что Правобережье, Подолье и Волынь издавна принадлежали Руси. В первые годы все шло по плану. Уроженцы окрестных губерний — потомки казацкой старшины, поповичи и дети чиновников из бывшей Гетманщины — приезжали в Киев и вступали в интеллектуальный поединок с “ляхами”, старыми врагами казаков. Тем не менее к концу 40-х годов власти поняли, что спокойствие было иллюзорно: Киевский университет и Археографическая комиссия, задуманные как бастион русскости в борьбе с польской угрозой, послужили питательной почвой для новой идентичности и нового национализма.
В 1847 году Алексей Петров, студент юридического факультета университета св. Владимира, явился к попечителю Киевского учебного округа, чтобы донести о тайном обществе республиканцев, врагов самодержавия. Расследование обнаружило подпольное Славянское общество св. Кирилла и Мефодия, братьев-просветителей, что распространили не только новую веру, но и язык и письменность. Среди членов общества были Николай Костомаров, профессор Киевского университета (позднее — родоначальник современной украинской политической мысли и исторической науки), и Тарас Шевченко, недавно назначенный в тот же университет учителем рисования. Костомаров родился в семье помещика Воронежской губернии, на северо-восточном рубеже Слободской Украины, и нередко подчеркивал, что его мать была крестьянкой-украинкой. Правда это или нет, интеллигенция Киева середины позапрошлого века к тем, кто вышел из низов, относилась с уважением — из-за желания трудиться для народа и быть к нему ближе.
С точки зрения народнической никто из заговорщиков не имел такого безупречного происхождения, как Шевченко. Он родился в 1814 году в семье крепостных на Правобережье и в составе дворни местных помещиков Энгельгардтов уехал сначала в Вильно, а затем в Петербург. Там проявились его наклонности художника. Иван Сошенко, коллега и земляк, открыл томимый в рабстве талант, когда тот срисовывал статуи в Летнем саду. Тараса познакомили с несколькими корифеями российской культурной сцены — в том числе Карлом Брюлловым и Василием Жуковским. Картины Шевченко, его судьба и личность произвели впечатление на артистические круги. Юного крепостного решили освободить любой ценой. Вольная обошлась в 2500 рублей — огромную сумму по тем временам. Портрет Жуковского, написанный ради этого Брюлловым, разыграли в лотерею, и его купила царица (однако всех положенных денег от августейшей особы не дождались).
В двадцать четыре года Шевченко обрел свободу и показал свой талант не только в живописи, но еще больше в поэзии — и в 1840 году напечатал первый сборник “Кобзарь”. Кобзарь (странствующий певец) станет его вторым именем для последующих поколений. Издали сборник в Петербурге, однако по-украински. Почему же Тарас, которого увезли с родины ребенком, который сложился как личность, художник и поэт на берегах Невы, не избрал тот язык, что слышал на столичных улицах, в мастерских и салонах?
Среди явных причин — влияние на него в Петербурге земляков, которые помогли ему получить волю. Одним из них был уроженец Полтавской губернии Евгений Гребинка. В год знакомства с Шевченко он как раз трудился над украинским переводом “Полтавы” Пушкина. Гребинка твердо верил в то, что украинцы должны иметь собственную литературу, включая и переводную. В 1847 году автор “Кобзаря” объяснил причины выбора языка в предисловии к новому изданию того же сборника:
Великая тоска одолела душу мою. Слышу, а иногда и читаю: ляхи печатают, чехи, сербы, болгары, черногоры, москали — все печатают, а у нас ни гугу, будто у всех язык отнялся. Что ж вы так, братия моя? Может, испугались нашествия иноплеменных журналистов? Не бойтесь, собака лает, а ветер носит ‹…› А на москалей не оглядывайтесь, пусть они себе пишут по-своему, а мы по-своему. У них народ и слово, и у нас народ и слово. А чье лучше, пусть судят люди[25].
Особенно Шевченко расстраивал Николай Гоголь, уроженец бывшей Гетманщины и основоположник современной русской прозы, пусть даже и корифей украинской темы. “Они ссылаются на Гоголя, что он пишет не по-своему, а по-московскому, или на Вальтера Скотта, что и тот не по-своему писал”, — сетовал поэт. Его такие параллели не убеждали. “Почему В. С. Караджич, Шафарик и иные не постриглись в немцы (им бы удобнее было), а остались славянами, подлинными сынами матерей своих, и славу добрую стяжали? — приводил он в пример отцов сербского и словацкого культурного возрождения. — Горе нам! Но, братия, не предавайтесь унынию, а молитесь Богу и работайте разумно, во имя матери нашей Украины бесталанной”.
Авторство программного документа Кирилло-Мефодиевского общества, “Книги бытия украинского народа”, принадлежит Костомарову. Вдохновила его
