108
109
В. Ш. знал толк в новых идеях по семиотике культуры, теории мифа и антропологии. Можно во всяком случае предполагать это знакомство, учитывая, каким неутомимым читателем он был («…в 30-х годах перечитал все статьи Опояза и увлеченно следил за новым в критической литературе»). Высоко ценил Ю. Тынянова, А. Белого, А. Ремизова. Позднее у него была переписка с Ю. М. Лотманом и Вяч. Вс. Ивановым.
110
Ср.: «Опять сквозь лиственницы поросль //Мне подан знак://Родных полей глухая горесть //Полынь и мак // Притворюсь сейчас растеньем //Чтоб самому // Понять всю подлинность цветения.// И я пойму». В другом месте: «В куски разорванный драконом, //Я не умру — опять срастусь. // Я поднимусь с негромким стоном // И встану яблоней в цвету» (
111
Наиболее полную картину признаков мирового древа мы находим в трудах В. Н. Топорова: «Мировое дерево и его варианты представляют собой образ некоей универсальной концепции мира, которая в течение весьма длительного времени определяла модель мира человеческих коллективов Старого и Нового Света. С помощью этого образа (во всем множестве его культурно-исторических вариантов, включая и такие его трансформации, как „мировая ось“, „мировой столп“, „мировая гора“, храм, трон, лестница, веревка и т. п.) стало возможным свести воедино основные общие смысловые противопоставления, которые порознь описывали мир (верх — низ, небо — земля, правый — левый, чет — нечет, близкий — далекий, огонь — вода, солнце — месяц, старший — младший, мужской — женский и т. п.), установить между членами этих пар отношения эквивалентности и создать тем самым первый достоверно реконструируемый универсальный знаковый комплекс. Говорить о роли таких знаковых комплексов в развитии человечества в целом сейчас излишне: она очевидна» (
112
«…„тотенбаум“ (Todtenbaum — дерево мертвеца), с дуплом, которое выдалбливали топором, служило своему владельцу гробом. Этот гроб закапывали в землю или же предавали речной волне, и она уносила его Бог знает куда!». И далее: «С самого рождения каждого человека посвящали определенному растению, он имел личное дерево. И нужно было, чтобы после смерти его защищало то же, что и при жизни. Так, поместив труп в сердце растения, вернув его в древесное лоно произрастания, его предавали огню; а иногда — земле; порою же в листве, над лесами, в воздухе он дожидался распада, распада, которому помогали птицы Ночи, тысячи призраков Ветра. Или, наконец, более „интимная“ смерть: он лежал, вытянувшись, в своем естественном гробу, в
