Везли нас очень быстро, но не довезли до фронта, вдруг остановили эшелон, отцепили нашу маршевую роту, и потом мы сравнительно медленно добирались до наших центральных военных округов. Уже после войны я узнал, что нас везли с Дальнего Востока, оказывается, для пополнения или для формирования югославских воинских соединений — тогда уже создавались польские, чешские части. Хотели, видимо, и югославское войско сформировать, но о чём-то с Иосипом Броз Тито не удалось столковаться. Тито был, как потом выяснилось, человеком упрямым, и что-то там не получилось с Иосифом Виссарионовичем Сталиным. Два Иосифа не договорились по каким-то деталям и отложили проблему, и нас «отложили» тоже, поэтому и везли уже не торопясь.
Уже в феврале 1943 года оказались мы в Южно-Уральском военном округе. Там в запасном полку командиром взвода я 9 месяцев занимался подготовкой маршевых рот на фронт. Написал 9 или 10 рапортов: «На фронт хочу», «На фронт хочу!» Не я один — многие такие рапорта писали.
Иринчеев Б.: То есть молодёжь рвалась на фронт?
Пыльцын А.В.: Да, мы рвались на фронт. Нам обязательно хотелось на фронт, потому что думали: война победоносно закончится, а мы ещё и на фронте не побывали.
Иринчеев Б.: И даже то, что вы охраняли границу на Дальневосточном фронте, это всё равно была служба опасная, и это было нужно кому-то делать…
Пыльцын А.В.: Это во-первых, а во-вторых — всё равно и оттуда рвались на фронт. На Дальнем Востоке опасная служба, провокации японские могли быть каждый день, и нас, помню, командир бригады подполковник Суин однажды собрал и говорит: «Перестаньте писать рапорта, вы здесь нужны, потому что каждый день может случиться такое, что станет не менее горячим, чем на Западе». После сталинградских событий нас начали постепенно переводить уже в Действующую армию.
Иринчеев Б.: Александр Васильевич, вы сразу попали в 8-й отдельный штрафной батальон?
Пыльцын А.В.: Наша группа офицеров, когда мы уже выпросились на фронт, попала в Отдельный Полк резерва Офицерского состава (ОПРОС) Белорусского фронта, и уже оттуда нас разбирали в действующие части. Представители воинских частей отбирали одних, потом других, потом и до нас дошла очередь. Приехал представитель воинской части, побеседовал со мной, посмотрел моё ещё тощее личное дело — рост метр восемьдесят, лейтенантом прослужил всего-навсего полтора года. Мне тогда 20 лет было, а я крепкий такой дальневосточник, сибирских корней, и рост у меня был, слава Богу… Он оценивающе посмотрел и говорит: «Ну, хорошо, лейтенант, пойдёшь к нам в штрафной батальон». Я опешил — знал, что такое штрафной батальон, мы уже знали и приказ № 227, и что штрафные батальоны для тех, кто провинился в чём-то, искупать вину свою в штрафные батальоны направляли. И говорю: «А за что меня?» Он говорит: «Не за что. Тебя не как штрафника берут, а для того, чтобы ты командовал штрафниками, и твоя дальневосточная закалка, твоё отличное окончание училища, умение командовать — это пригодится, будешь командовать офицерами провинившимися, помогать им искупать вину свою перед Родиной». Вот таким образом я и попал в штрафбат. Так что на фронте я сразу был уже в штрафном батальоне, в других частях я не воевал.
Иринчеев Б.: А вы сначала получили взвод или сразу роту?
Пыльцын А.В.: Взвод. Там старшие лейтенанты, капитаны получали взводы, а я всего лишь лейтенант, в боях не бывал. А отбирали в командный состав в основном уже имеющих боевой опыт. Вот нас отобрали 18 человек, из них 17 были уже с боевым опытом — раненые, после госпиталей, в резерве, а я один необстрелянный ещё, и меня это несколько удивляло. А этот майор Лозовой был зам. начальника штаба батальона, он говорит: «Ничего, ты подойдёшь». И всё. Таким образом, я попал сразу в штрафной батальон, так что боевая, фронтовая, моя биография началась со штрафного батальона.
Иринчеев Б.: Александр Васильевич, вы тогда были очень молодым человеком, и в ваше подчинение приходили штрафниками уже капитаны и майоры, подполковники и полковники, они были и по возрасту значительно старше Вас. Как вам удавалось справляться с ними, тем более ещё с бывшими офицерами, имеющими боевой опыт?
Пыльцын А.В.: Да, я вначале и опасался этого, думал: ну как это у меня получится? Во-первых, я представлял, что в соответствии с Приказом 227 какое-то преступление он совершил, он преступник, хотя майор или капитан, или подполковник, а тем более полковник. Как я молодой, ещё безусый лейтенант ими буду командовать? Да, я боялся, честно говоря, даже первой встречи с ними. И буквально с первого дня я понял, что мои опасения были напрасны — все они понимали: раз его лишили воинского звания хоть на время, значит сегодня он рядовой, а я командир. Известна армейская субординация: приказ начальника — закон для подчинённого. Командир приказывает, подчинённый безоговорочно исполняет. Что бы я ни сделал, что бы я ни сказал, это для них закон. Это же сознательные люди, они все офицеры, они понимали эту разницу между его прежним положением и нынешней явью. У меня не было никаких проблем с тем, чтобы управлять этим взводом. Вначале мне дали взвод разведки, причём этот взвод был нештатный, по штату не предусмотрено было отдельного взвода разведки в батальоне, но по необходимости такой взвод сформировали. Он в состав рот не входил, а был отдельным взводом — вот мне пришлось формировать этот взвод. И боевые действия под моим началом проходили, когда я командовал взводом разведки. Потом взвод этот расформировали, я стал командовать обычным стрелковым взводом в одной из рот, а затем постепенно с ходом боевых действий продвигался, как говорится, по службе: стал командиром роты. В общем, начал в штрафном батальоне лейтенантом, а через каких-то полтора года в Берлине Победу я встретил уже в майорском чине в 21 год — вот в таком возрасте майор, я уже был себе на уме — уже майор, уже командую ротой, могу управлять не только