отказываешься от пустоты, поскольку видишь, что даже там ты не можешь узнать, кем ты являешься.
И затем — тишина. Она разбивает твоё сердце, чтобы ты не смог Себя найти ни при каких обстоятельствах. Всё начинается потому, что ты хочешь познать твоего возлюбленного. И в силу осознания тобой, что ты не можешь его найти, роман с собой рушится, а твоё сердце разбивается. Это называется долей секунды, разбивающей второго, идею сердца, идею любящего. Нет больше любящего или возлюбленного. И это разбитое сердце и есть То, что ты есть.
А далее, на удивление, приходит покой: то, чего ты хотел, уже присутствует здесь, и оно было здесь всегда. Это То, которое никогда никогда, То, в котором возникает вся драма этого романа. Оно есть и будет всегда, несмотря ни на что. Вопреки забыванию во сне, где ты влюбился, и вопреки вспоминанию во сне, где твоя любовь сама собой рушится, ты есть То, что ты есть. Это не нечто новое: То всегда было здесь как Тишина, а не нечто такое, что ты мог переживать. Все глубокие понимания или видения, которые ты мог бы перечислить, слава богу, ничего не стоят, потому что без вечного присутствия Того, чем ты являешься, не были бы возможны ни забывания, ни вспоминания. Поэтому будь Тем, чем ты не можешь не быть.
Это абсолютное незнание
Иисус сказал: Тот, кто высказал хулу на Отца, простится ему, и тот, кто высказал хулу на Сына, простится ему. Но тот, кто высказал хулу на Духа Святого, не будет прощён ни на земле, ни на небе.
Это напоминает искушение Христа в месте, называемом пустыней. Дьявол предложил сделать его царём, императором вселенной[9]. Но Иисус не соблазняется этой силой, поскольку говорит: «Царство моё не от мира сего»[10]. И тем не менее, нет сомнений, что двойственная идея «меня и моего», или царство этого мира, вселенная, всегда остаётся искушением, так называемым дьявольским искушением. Желание познать себя — это всегда соблазн контроля, однако всё, что ты знаешь, делает тебя зависимым, поскольку познающий зависит от того, что он познаёт, и поэтому это знание всегда зависимое.
Высшая свобода — это свобода не знающая свободы, поскольку свобода, которую ты можешь знать, может быть только тюрьмой. Свобода Абсолюта, Высочайшего, в том, чтобы быть свободным от другого и быть Тем, что есть. Но свобода личности другая: это зависимая свобода. И отказ от свободы, которой ты являешься, в пользу свободы мироздания — да, это то, что можно называть суицидом. Поэтому, если ты отказываешься от свободы, которой ты являешься, ради знания о том, чем ты являешься, знания об этом Высшей или любого другого мирского знания, любого сокровища, которым ты можешь завладеть, ты теряешь Царство Того, что ты есть, теряешь рай.
И опять же, чтобы быть этой наготой, ты должен отбросить всё, что называется «моим», таким путём ты обретаешь знание этого абсолютного Царства, которым ты являешься. Ты ничего не можешь взять с собой, потому что обладатель никогда не попадёт в этот рай[11]. Это как идти через осознавание или свет, поскольку свет — это дверь, не позволяющая проникнуть никакой идее. Если ты придёшь таким, какой ты есть, без какого бы то ни было багажа, даже без «того, кто пришёл без багажа», тогда добро пожаловать. Именно поэтому Рамана говорил об отказе от отказа, отказе от того, кто отказывается.
Я бы сказал, что единственное самоубийство, которое ты можешь совершить, — это не быть Тем, что ты есть. Каждый раз, когда ты не То, что ты есть, — это суицид. Суть самоубийства только в этом, а не в убийстве тела или чего-то ещё. Быть воображаемым объектом во времени — вот что такое самоубийство, но, слаба богу, всё это не может быть убито, поскольку оно никогда не существовало. Поэтому вреда нет:
