«Все мы варимся в бездонном котле саможалости». Отголоски слов Гюнтера доселе звучали в голове. И, как бы не ненавидела его, парень был прав. Умение ныть о собственных проблемах, ища сочувствия окружающих, прикрытое иллюзией того, что жизнь несправедлива и жестока, на деле было ничем иным, как всего лишь жалостью к самому себе и непоколебимой уверенностью в несправедливости выпавших на судьбу страданий. Иногда меня от самой себя тошнило, но искусство обмануть даже себя морты, как и люди, отточили до совершенства.
Около класса, прислонившись к стене, стояла Хибики и беседовала с Бенджамином. Он был чем-то крайне недоволен, из-за чего полыхал золотом. Девушка же, напротив, была слишком умиротворена и даже безразлична. Завидев меня, они умолкли, застыв в нерешительности. В глазах японки читался немой вопрос, и я поспешила на него ответить:
— Я в порядке и не хочу говорить о случившемся. Если тебя не затруднит, не вспоминай об этом.
Хибики кивнула и потупила взгляд. Она чувствовала себя виноватой, позволив Гюнтеру насмехаться надо мной и доводить до сумасшествия, но девушка ничего не могла противопоставить парочке, изводящей всю школу. Пусть Гюнтер и не умел контролировать одновременно несколько сознаний, сила Бласки никуда не девалась, и словенка без труда справилась бы с Хибики.
— Я вижу, тебе уже лучше, — за спиной девушки выросла фигура миссис Хоффман.
Женщина улыбнулась, и ее брови взметнулись вверх, словно ее что-то очень удивило. Эбигейл была интересной и добродушной, но, как оказалось, могла проявить жесткость и поставить на место нарушителей правил. Мне нравились занятия в ее классе, и иногда я радовалась, что обладателей моего дара не так уж и много среди мортов, ведь женщина могла уделять все свое время лишь мне и Хибики, что так же души в ней не чаяла.
— Рада видеть тебя, Эвон. Ты выглядишь слегка измученной.
Подруга смущенно улыбнулась, но промолчала. Вспоминать о моем срыве в медблоке не хотелось ни одной из нас.
— Что же, раз всем уже лучше, я хочу вас обрадовать, — губ миссис Хоффман коснулась задорная улыбка. — Сегодня я приготовила для вас нечто особенное. Вам, как обладателям дара Эновисон, единственным из всех учеников предоставлена возможность посетить Хранилище Душ до окончания обучения в Академии. Так что, любимые мои девочки, приготовьтесь расширить свой мир еще на несколько сотен миллионов душ.
Свет ослепил меня. Он отражался от стен, пускаясь в пляс солнечными зайчиками по вымощенному камнем полу. Мириады падающих звезд, облачившись в человеческое обличие, предстали предо мною во плоти, и я застыла, пораженная открывшимся мне величием. Заворожено глядя на бессчетное количество душ различных возрастов, национальностей, полов и эпох, я невольно приоткрыла рот, боясь дышать. Казалось, вот-вот все растает, оставив после себя лишь воспоминание.
Хибики унеслась, стоило нам переступить порог Хранилища, оставив меня наедине с одолевающими сумбурными чувствами. Девушка оказалась в своем идеальном мире, реальности, что придумала себе годами ранее, и я видела ее искрящийся, опьяненный взгляд. Пусть на несколько часов, но ее сказка обрела счастливый виток событий, подарив желанные минуты неподдельной радости.
— Может, здесь ты обретешь ответы, которые так давно искала, — миссис Хоффман странно улыбнулась. В ее взгляде ощущалась боль и какая-то обреченность, что исчезла, стоило мне моргнуть, рассеялась, словно мираж в пустыне. — Оставлю вас наедине с познанием нового мира.
И женщина, развернувшись на каблуках, зашагала прочь. Ее задорная, бодрая походка больше не казалась мне таковой, превратив Эбигейл из волшебной феи в обычного, измученного жизнью морта. Все на острове Мортем хранили тайны, и всего лишь не хотели признавать, что некоторые замечают больше окружающих.
Закусив губу, я неуверенно двинулась вглубь здания. Меня окружали спящие души, излучающие различные оттенки цветов, превращая воздух в фейерверк света. Вдруг я оказалась посреди школьного фестиваля, и вокруг кружились в танце друзья, сжимая в ладонях искры бенгальских огней, а мои ноги, сами отрываясь от земли, бежали навстречу сказочному сиянию.
— Почему все они спят? — робко спросила Эвон, семеня за мной. — Я не спала ни разу с того времени, как умерла. Что с ними не так?
У меня не было ответов. Впервые мне вручили доступ к тайне, которую разгадать самостоятельно я была не в силах, но делиться было не с кем. Кто, как ни я, должна была бы знать о душах все возможное, прожив с одной из них одиннадцать лет? А позволять другим узнать то, что творилось в моей голове, было не самой лучшей идеей. После стольких попыток Гюнтера выудить на свет мои секреты, я приняла решение, что их стоит хоронить как можно глубже, чтобы даже самой забыть к ним дорогу.
Лица незнакомых мне умерших людей умиротворил вечный покой. Почему-то мне всегда казалось, что Хранилище кипит жизнью. Я могла представить, как души из разных эпох спорят о различиях между ними, неспособные прийти к пониманию, как коридорами носятся дети и всюду раздается их задорных смех, как мертвые девушки влюбляются в мертвых парней и даже после смерти пытаются обрести свое счастье. И вдруг, словно кто-то пролил воду на тщательно прорисованную картину, и краски смазались, превращая шедевр в месиво пестрых цветов. Реальность оказалась далека от идеала.
Я медленно шла, рассматривая людей, ища знакомые лица. Но их не было. В Гринвилле мне везло тем, что я лишь раз оказалась рядом с умирающим человеком. За несколько минут до смерти человеческое тело посылает волны, уловимые сознанию морта, и тогда тот из нас, кто находится рядом, может почувствовать приближение скорой кончины. Меня же подобная участь обходила все годы жизни в Штатах, и я боялась однажды почувствовать эту волну, струящуюся от одного из друзей.
