победительница торжественно заносила в подземелье венок и фату. А потом счастливо выходила замуж с выделенным от магистрата приданым. Горожане этого реликтового ящера в болотах выловили. Доктор, с которым я познакомился, лечил его — существо старое, насквозь больное. Даже выпусти — не догонит. Зато какой экономический успех! Нам бы, белорусам, так научиться свои малые города поднимать. Земблица эта за восемнадцать лет в три раза выросла. А сколько работы поэтам, художникам, артистам, музыкантам, архитекторам! И все рухнуло из-за одного студиозуса, которому зачесалось совершить подвиг!
— А как же этот. избранный. с полумесяцем во лбу? — растерянно проговорил Прантиш, обходя дородную пани в юбке с фальбонами, будто колючий куст.
— И как ты занимался медицинской наукой, если не можешь узнать обычный шрам от подкованого копыта!
— А ну, с дороги, гицли! — пан Гервасий, как всегда, не просился, а действовал силой, грубой и надежной. Пани Полонея скромно пряталась за спиной Лёдника, самого высокого из компании.
Наконец они выбрались из густой толпы. Но судя по крикам, погоня приближалась.
— Нас на кусочки могут разорвать. — задумчиво проговорил Лёдник, и было понятно, что не шутит. — Быстрее! — и прибавил ходу. — Пан Бжестовский, не отставайте! Главное, из города выбраться.
— А как же вещи в отеле? — задыхаясь, прокричала на бегу Богинская.
— Считайте, их дракон проглотил!
Постепенно люди втягивались в новую игру — «лови преступника».
— Здесь они, вон, убегают! Хватай!
Кто-то толкнул торговца воздушными змеями, и те пестрой стайкой взлетели в воздух.
Когда Прантиш в очередной раз оглянулся, то не увидел пана Гервасия.
«Испугался, рыжий вояка!» — злорадно подумал студиозус.
А между тем, похоже, их догоняли.
Прантиш тоскливо рассуждал — вот, совсем недавно совершил, как считал, великий подвиг и рассчитывал на виваты и уважение, венки, и вос хищенные взгляды. А теперь порубят их на чужой мостовой да на тела плюнут.
Вдруг всех оглушил свист, бешеным аллюром промчались кони, запряженные в красивую карету с незнакомым гербом, приостановились, едва не искры из-под копыт.
— Садитесь!
Пан Агалинский стоя управлял лошадьми, его рыжие волосы развевались, как флаг, — шляпу пан где-то потерял. Полонея первая уцепилась за распахнутую дверцу кареты, ловко залезла внутрь. Прантиш и Лёдник запрыгнули уже на ходу.
— С дороги, увальни! Дракона вам победили, а вы еще недовольны! — орал Агалинский, нещадно подхлестывая коней. — Я пострашнее дракона буду! Пан мой, Кароль, городок ваш за час уничтожит!
Полонея выпустила несколько пуль во всадников, что пробовали догнать карету, и их пыл уменьшился. Наконец проскочили городские ворота — по причине праздника мост был опущен. Вот колеса кареты затряслись на ухабах немощеного тракта. Потом по крыше застучали еловые лапы. Беглецы, свернув с наезженого пути, заехали в лес. Погоня отстала.
Наконец пан Агалинский остановил приуставших коней и тоже залез в карету, шумно выдохнул.
— Я даже астролябию бросил! Проклятый городишко.
— Теперь Дракощин придется снова переименовывать в Земблицу, — задумчиво проговорил Лёдник, который успел уже высказать студиозусу все, что думал по поводу его умственных способностей и авантюрности, удовлетворился его искренним раскаянием и сам немного успокоился.
— А что их избраннику теперь делать? — фыркнул Агалинский. — Сразу все девицы отпрыгнут, как блохи с дохлого пса.
Полонея засмеялась, и Прантиш не удержался от улыбки. Хотя на душе было так погано, так погано. Даже подташнивало — как на первом курсе, когда они с Недолужным попались ректору за игрой в карты, да еще разложились на удобном надмогильном камне около университетского храма, и разъяренный ректор по старому обычаю приказал ту колоду карт измельчить, приправить бигосом да скормить игрокам до последней ложки.
— Эх, такую редкую животинку не пожалел! — укоризненно проговорил Лёдник. — Они когда-то населяли землю, еще до того, как появились при вычные нам звери. Ящер этот, драконом названный, последний, возможно, из своего племени остался, а ты его. Как свинью шилом.
Прантиш отвернулся, щеки запылали. Действительно. Убил старое, больное, посаженное на цепь животное.
— Ого, свинью такую убить! — возразил пан Агалинский. — Его мость пан Вырвич не знал же, насколько опасно то чудовище. Он шел в смертель ный бой, готовый погибнуть! Это достойно рыцаря!
— Один французский король, умирая, так это достоинство обозначил, ваша мость: после нас — хоть потоп! — раздраженно проворчал Лёдник и язвительно прибавил: — Но я же, простой мещанин, не имею права рассуждать об эдаких высоких материях.
Помолчал, неохотно вымолвил:
