Тольтекское искусство жизни и смерти: история одного открытия

дышать. – Бывает, мне как будто даже нравится… нравится сцепиться с ней.

– Сцепиться?

– Схватить эту упрямицу и трясти, пока она не начнет видеть меня по-настоящему. Но похоже, она ничего не видит. – Сарите вдруг вспомнился библейский образ Иакова, борющегося с… с… Она моргнула – и образ исчез. – Она даже дона Леонардо до белого каления доводит, – сказала она, – а уж он-то не из тех, кого легко вывести из себя.

– Да, он не из таких, – кивнул Мигель.

– Подозреваю, это на него красота ее действует. – Она пожала плечами, подавляя зевок. – Что тут скажешь – мужчины есть мужчины.

– Так она красивая?

– Привлекательная, – нашла она слово и опять пожала плечами. – Она, конечно, особенная, а особенная женщина может… произвести впечатление. – Сарита перевела дух, ожидая, когда в голове прояснится. – Я была такой женщиной.

– Ты и сейчас такая женщина.

– Но красота ее не оправдывает, – продолжала она. – Высокомерие делает женщину ограниченной и… И опасной.

Сарита помолчала, потом прищурилась, как будто пытаясь сосредоточиться. О чем это они вообще?

– Ты ее боишься?

– Вот еще! Она пустая бабенка – так, надоедает немного. – Она заметила, что в глазах сына мелькнул интерес, и снова смутилась. – Наверное, она необычная – да, необычная. Есть в ней какое-то очарование – у твоей матери оно тоже было, когда… когда…

– Оно у тебя и сейчас есть, madre.

После этих слов Сарита снова замолчала и погрузилась в раздумье. Она снова посмотрела в окно. Луна оставалась на том же месте. Но оба дерева как будто стали больше. Они безмятежно соседствовали, идеально подходя друг другу, – благородные и величественные. Тишина ночи лишь подчеркивала их великолепие, огромные ветви тянулись к небу, в стороны и к ней. Она смотрела на них, и вдруг одно из деревьев стало постепенно исчезать, как видение, сотканное из тумана. Сарита закрыла глаза. Когда она снова открыла их, оба дерева, как и прежде, четко вырисовывались на ярком фоне луны.

– Ты говоришь, она досаждает тебе – «надоедает немного», – сказал ее сын.

– Да, но не очень, – согласилась она.

– А в видении человечества она играет очень большую роль.

– В видении?..

Сарита запнулась, почувствовав опасность. Хотя она еще не совсем пришла в себя, какая-то часть ее стала необыкновенно чувствительной ко всему, что происходило. Она поняла, что Мигель, так уютно беседовавший с ней, сейчас скажет ей что-то такое, что она не хотела бы услышать. Ей стало ясно, что тело ее спит, но сон, который она сейчас видит, требует от нее полного внимания. Сын наклонился к ней и заговорил.

– Для того, кто живет осознанно, она и демон, и ангел, и враг, и союзник, – сказал он.

– Демон? – повторила она и удивилась тому, что ей стало стыдно от этого слова.

– И ангел.

Сарита пристально смотрела на Мигеля, лицо которого оставалось на удивление бесстрастным.

– Мы подчиняемся Лале, уже произнося наши самые первые слова, – продолжал он. – Она овладевает нами, нашим умом и телом. А что такое демон, как не тот, кто обладает силой вселиться в другого? Ее слава возносит нас, и ее же прихоть нас низвергает. Но, научившись осознавать, мы можем наконец увидеть ее, посмотреть ей в лицо – побороться с ней, если нужно, – и отвоевать свою свободу.

– M’ijo, ты хочешь сказать, что… я одержима? – с нехорошим предчувствием проговорила она.

– Древо познания прорастает в голове каждого человека, после того как он отведает его семени. Каждый может задать себе вопрос: «Какие плоды оно приносит? Страх оно рождает или уважение? Какой у них вкус – нектара или горького яда?»

Его голос отдавался эхом в тишине. Сарите хотелось проснуться, но тело отказывалось повиноваться.

– Лала… вселяется? – Старушку обеспокоили эти слова. – А мне она кажется вполне безобидной. Она просто паразит, вот и все.

– В пустыне Сатана был страшен, – мягко сказал сын, – он, можно сказать, производил впечатление.

Пальцы Сариты теребили ночную рубашку.

– Сатана в саду не так пугал, – продолжал Мигель. – Он в основном надоедал – и его было легко осадить.

– Не надо смеяться над этой историей, m’ijo, – укорила она его.

– Это история каждого человека. Восприятие меняется с ростом осознанности, Сарита. То, как ты сейчас воспринимаешь Лалу, – это мера твоей осознанности.

Так что же, эта женщина – сатана или нет? Сарита вдруг почувствовала себя слишком старой и слишком усталой, чтобы пытаться это понять. Почему ей никак не проснуться?

– Сатана – это искаженный образ Бога, – сказал сын, отвечая на ее мысли, – так же как знания – это искажение истины.