различные, уму непостижимые обходы, которые делала армия, в Гейлигенштадте вновь передумавшая идти на Треффур и направившаяся через Мюльгаузен в Лангензальца, оттуда, почти под эрфуртскими пушками, прошедшая в Эйзенах и затем вдруг, после того как эта местность оказалась почти в ее руках, остановившаяся потому, что в ганноверской главной квартире явился парламентер герцога Кобург?Готского без легитимации. Чтобы разъяснить это появление, был послан в Готу майор генерального штаба Якоби, который оттуда, обманутый численностью стоявших под Эйзенахом прусских войск, телеграфировал полковнику Бюлову о приостановке дальнейших действий. Полковник Бюлов, согласно этому предписанию, отступил от Эйзенаха и заключил перемирие.
И когда — свидетельствует официальный отчет об этом событии — главнокомандующий Ареншильд, в уверенности, что Эйзенах взят, к восьми часам вечера появился в условленном пункте, то увидел завершенным дело, которое разрушало все его планы, противоречило видам короля, но вмешаться в которое или изменить его он не мог, во?первых, потому что наступила ночь, а во?вторых, потому что его связывало по рукам и ногам перемирие.
Майор Якоби был предан военному суду, правильное ведение которого оказалось невозможным при дальнейшем ходе событий.
Принятие парламентера, начало переговоров с ним и с герцогом Гобургским в самом разгаре военных действий, отступление от Эйзенаха заставили в Берлине думать, что король хочет вступить в переговоры, и король Вильгельм, постоянно одушевляемый желанием избегнуть кровавого столкновения с ганноверцами, отправил своего генерал?адъютанта Альвенслебена в ганноверскую главную квартиру, которая 25 июня находилась на Эйзенахской дороге, в Гроссберингене.
Между тем за время приостановки военных действий ганноверцев, последовавшей вследствие предварительных переговоров с герцогом Кобургским, Эйзенах был так сильно прикрыт прусскими войсками, что взятие его сделалось крайне затруднительным.
Генерал Альвенслебен явился в Гроссберингене как уполномоченный Его Величеством королем прусским «для принятия приказаний Его Величества короля ганноверского». Переговоры вращались вокруг предложения, сделанного ганноверским кригсратом: дозволить ганноверским войскам без кровопролития пройти на юг под условием в течение известного времени не поднимать оружия против Пруссии. Со стороны Пруссии это время было определено годом, и потребованы определенные гарантии и залоги. Ганноверский король не принял условий, поставленных таким образом, хотя переговоры не были прекращены, и, напротив, перемирие продолжалось, и король обещал дать положительный ответ до утра 26?го. Когда утром 26?го король отправил в Берлин полковника генерального штаба Рудорфа, он не был пропущен генералом Фогель фон Фалькенштейном, который между тем успел сосредоточить в Эйзенахе почти две дивизии и тотчас же объявил, что он знать не хочет о приостановке военных действий и намерен немедленно нападать.
Ганноверская армия была вследствие этого поставлена в весьма затруднительное положение. Король, проведя ночь в Гроссберингене, 26?го рано утром снова перевел свою главную квартиру в Лангензальца.
Вдали от города, в стороне от Эйзенахской дороги, стоит охотничий дом, большое красивое здание, с большой просторной площадью перед фасадом, напротив которого возвышается изящная почтовая контора. За домом тянется большой сад, обнесенный высокой стеной, широкая веранда составляет переход из дома в сад.
Перед охотничьим домом стоял двойной караул, на площади виднелись придворные экипажи, офицеры разных полков приходили и уходили, адъютанты и ординарцы главнокомандующего, штаб?квартира которого располагалась в городе, носились взад и вперед, передавая известия королю. Военная деятельность кипела.
Армия была сосредоточена около Лангензальца и приведена в оборонительное положение, так как отказ со стороны Фогеля фон Фалькенштейна признать перемирие заставлял ежеминутно опасаться прусского нападения.
Король сидел в своей комнате. Глубокая задумчивость лежала на его лице. Перед ним стоял старый генерал Брандис.
— Брандис, — сказал печально король, — кажется, мы в очень незавидном положении.
— К сожалению, Ваше Величество, не кажется, а точно, — отвечал генерал.
— Кажется, — продолжал король, — эти несчастные нерешительные переговоры привели только к тому, что пруссаки успели усилиться, и наше положение стало безвыходным. Без этих переговоров мы бы взяли Эйзенах и, может быть, были бы теперь в Баварии.
— Совершенно справедливо, — согласился генерал сухо. — Ваше Величество должны отдать мне справедливость, — продолжал он, — что я всегда самым решительным образом высказывался против подобных переговоров. По?моему, нужно или вести переговоры, или вести войну: то и другое вместе немыслимо. И наконец, я даже не понимаю, к чему могли привести эти переговоры. Я не понимаю их мотива. Свободно пройти на юг, с обязательством некоторое время не сражаться с пруссаками…
— Два месяца, — вставил король.
— Какой в этом смысл? — продолжал генерал. — Как бы нас встретили в Южной Германии, если бы мы туда пришли и сказали: вот мы, дайте нам квартиры и провиант, но драться мы не будем! Я, право, не знаю, что бы я сам ответил на такой сюрприз, будучи на месте главнокомандующего южных войск. Я думаю, что в таком случае лучше было бы остаться в Ганновере.
Лицо короля слегка вспыхнуло досадой, но в следующую минуту приняло прежнее приветливо?грустное выражение.
— Но Брандис, — проговорил он, — главнокомандующий и генеральный штаб с утра до вечера твердили мне, что армия все равно не приготовлена к войне и совершенно не годится для серьезных операций, что ей по прибытии в Южную Германию надо еще, по крайней мере, два месяца, чтобы прийти в
