пришедшие со своих постоянных квартир в Геттинген таким неслыханным маршем, могут быть неготовыми к походу; старый Брандис качал головой и думал, что лучше было бы пробиться к югу с неготовой армией, чем очутиться взаперти с готовой — он припоминал, как войска великого Веллингтона часто были не готовы к походу по требованиям регламентов и, несмотря на то, шли в бой, сражались и побеждали. Король кусал губы от нетерпения — но что мог сделать государь, лишенный зрения, как только спрашивать и торопить и опять снова спрашивать и торопить!
Между тем генеральный штаб доказывал храброму генералу Ареншильду, что по всем существующим регламентам армия еще не может быть пущена в действие. В доказательство представлялись регламенты, генеральный штаб оказывался правым, и генерал Ареншильд ежедневно докладывал королю, что армия все еще не готова.
Кроме того, генеральный штаб ждал присоединения гессенцев и баварцев к ганноверской армии.
Королю приходилось ждать, изнывая в нетерпении в гостинице «Короны».
И войскам тоже приходилось ждать по квартирам, но их нетерпение не было сдержанно и тихо, как у короля. Напротив, солдаты разражались грубыми проклятиями, громче и резче сказывалось нетерпение в кавалерийских полках, лошади которых рыли землю, а люди думали, что им стоит только впрыгнуть в седло, чтобы быть так же готовыми к битве, как и всякий кавалерист.
Все ждали.
Граф Платен ждал ответа от князя Изенбурга. Он послал князю пояснение на прусский ультиматум и надеялся, что на этом основании можно будет начать какие?нибудь переговоры. Но на второй день это объяснение вернулось — правда, распечатанное, но с холодными и короткими замечаниями князя, что после объявления войны его дипломатические обязанности прекратились и что он не имеет времени заниматься чтением упражнений в красноречии ганноверского министра.
Курьер Дувэ между тем продолжал путь, не встречая ни одного прусского солдата. Он нашел кур?гессенскую главную квартиру не в Фульде, а в Ганау, и там генерал Лоссберг объявил ему, что, во?первых, не может делать никаких распоряжений, так как командование взял на себя принц Александр Гессенский, а во?вторых, кур?гессенская армия еще не трогалась с места.
Курьер поспешил дальше, передал во Франкфурте австрийскому послу барону Кюбеку депешу графа Ингельгейма, и от Кюбека получил ответ к принцу Александру Гессенскому, который квартировал в Дармштадте. Дувэ лично передал принцу все сведения о положении ганноверской армии, о котором тот ничего не знал. Принц Александр отвечал, что постарается убедить баварцев, стоящих у Швейнфурта, поскорее двинуться к северу, что восьмой армейский корпус должен как можно скорее перейти через Фульду, чтобы подать руку помощи ганноверской армии, и что наконец кур?гессенскую бригаду не мешает, в виде демонстрации, перевести из Ганау в Гессен.
Стало быть, в главной квартире принца Александра ждали, что ганноверская армия поспешно двинется по пути к Фульде, сольется с кур?гессенской бригадой и присоединится к восьмому армейскому корпусу. Путь через Фульду был свободен, и там могли встретиться только разве отдельные отряды разбросанного корпуса генерала Бейера, которые, по всей вероятности, не рискнули бы вступить в сражение.
Так рассчитывали в главной квартире принца Александра.
Но иначе распорядился новый ганноверский генеральный штаб. Частью через путешественников, частью через разосланные рекогносцировки узнали, что на Фульдской дороге сосредоточено от шестидесяти до ста тысяч пруссаков, и потому решено было не идти по этому направлению, а врезаться прямо в прусские владения, в прусскую армию, чтобы пробиться в Эйзенах через Гейлигенштадт и Треффур и примкнуть к баварцам, о которых не было никаких известий, оставалось только надеяться, что они там.
Тщетно качал головой старый Брандис и говорил, что армия, желающая пробиться через неприятельский строй, не должна от него удаляться, и поэтому если прусские войска сосредоточены на пути к Фульде, то по очень практичным принципам Веллингтона следует идти именно туда. Во всяком случае, там больше шансов откинуть врага и достигнуть юга, чем выбраться из того котла, в который ганноверские предводители добровольно хотят окунуться.
Генеральный штаб единогласно порешил идти на Гейлигенштадт, и король утвердил это решение.
И вот наконец 21 июня в 4 часа утра армия выступила, и единогласное ликование на всех постоях приветствовало распоряжение о марше. Храбрые бригады выдвигались одна за другой в образцовом порядке, как на параде. Около пяти часов король выехал из Геттингена, простившись с сенатом, университетом и чиновничеством.
Полуэскадрон кембриджских драгун составлял личный конвой государя. Георг V ехал на великолепном белом коне, которым чуть заметной тонкой уздечкой управлял майор Швеппе, рядом с королем ехал кронпринц в гусарском мундире и на маленькой легкой лошади. Их окружала многочисленная свита: семидесятилетний генерал Брандис с негодованием отказался от кареты, граф Ингельгейм, в сером пальто и высоких охотничьих сапогах, ехал возле короля. За блестящей кавалькадой следовала дорожная карета монарха шестеркой, с форейторами и егерями. Дальше тянулся ряд других экипажей для свиты и прислуги.
Когда королевский кортеж проезжал мимо идущих войск, раздавалось громкое, восторженное «ура!», и все эти бодрые, мужественные солдатские сердца бились сильнее, видя посреди себя короля.
Отважное, но стратегически отчасти загадочное выступление ганноверцев, на которое тогда были обращены взгляды не только Германии, но и всей Европы, принадлежит истории и о нем подробно рассказано в сочинениях о войне 1866 года. Последующим временам предстоит, быть может, объяснить
