— Таких больше нет!
— Ну так женись на другой…
— Не у всех бывают жены…
— Но вот у меня даже была.
— А ты кто…, надоел ты мне…
— Как кто! Я же прокуратор Иудеи…
— Понтий Пилат давно в аду…
— Пусть так, но жена то у меня была!
— Что, подустал скрежетать зубами и в огне гореть, теперь решил меня достать?!
— Я тебе нужен, ты вот заблудился, даже разочаровался…
— Пошел вон!
— Ну ты не очень-то!
— Изыди дьявол, Господи помилуй!
— Я ведь насовсем уйду!
— Слава Богу, Господи помилуй! Свято место пусто не бывает!
— Вот именно…, и я вернусь…, только я не один вернусь!
— Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матери, преподобных и богоносных отец наших и всех святых, помилуй нас!
— Ты споткнешься, и я буду тут, как тут…
— Если о твои козни только…, Господь подхватит меня на руки и понесет… И вообще я в церковь иду!.. — В ответ раздалась тишина, разлившееся по всему телу тепло, распрямило грудь, откликнувшись, каким-то спокойным восторгом в сознании. Наконец-то переставший сомневаться, человек, открыл большую и тяжелую дверь храма и сделал первый шаг внутрь: «А что дальше? Хм…, наверное, второй шаг…, а что потом?… Следующий — дорогу осилит идущий — Господь управит…».
На набережной, у самого портика, стояли два человека, держащиеся за руки, сзади можно было подумать о двух молодых людях, любующихся пробивающимися, яркими лучами солнца, сквозь темные тучи, достигшие, слегка рябящей свинцовой поверхности широкой реки. Блики играли на вершинках маленьких волн, своим восторженным танцем, словно издеваясь над тяжелыми думами стройного, крепкого мужчины с густыми волосами, немного не достающими до плеч. По щекам женщины текли слезы:
— Как же они борются!
— Мы оба прошли через это…
— Но почему, снова и снова, эти ошибки, эти нежелания помочь, цинизм, наглость, злоба…, будто милосердие вымерло, а добро так и не появилось на свет…
— Честно…, я устал провожать их…, они уходят, а мы остаемся…, я чувствую себя неудобно, будто чужим для них…
— Но ты ведь тоже мог уйти, но Господь смилостивился…
— Именно это и заставляет меня испытывать, какой-то стыд, я не пойму это состояние…, я вижу, что это не мое…, но они уходят, приходят новые, с еще более сложными и ужасными судьбами, каждый из них уносит с собой частичку меня, которую я вкладываю в них, которую вкладываешь ты… Не возможно привыкнуть к этому! А поступать по другому, значит не сопереживать, значит не помогать, не поддерживать, не бороться… Я не могу так, и не могу по-другому!
— Отченька же говорит, каждый раз: на каждый день сил хватить, а о завтра думать не наше дело! Разве было по-другому?
— Не было… Я знаю, что он прав… Но сейчас надо прийти в себя…
— Это, наверное, еще наложился звонок Самуила о твоей дочери…
— Да…, наверное…, и она тоже…, фамилия, какая-то…
— Мне тоже кажется знакомой…
— Распространенная просто… Ты столько для меня сделала…, иии…, столько для меня значишь…, скажи, а почему ты не заводишь роман, нууу…, почему у тебя нет мужчины?… Ты же молодая, красивая…
— Вань…, ты же ведь тоже один… Я стараюсь не думать об этом… — это не тот вопрос, который стоит в первой десятке меня интересующих… Второго Виталика не найти…
— Извини меня… Но может быть есть другой…
— Может и есть…, может быть есть и лучше, хотя я не верю, что бывают…, он был моей второй сущностью — вот так, появившись в моей жизни,
