— А вы кто?
— Я следователь Кашницкий, расследующий это дело…
— Ну и расследуйте…
— Ааа…
— Вы что обязанностей своих не знаете…, ищите, ищите… — Раздались гудки… Владыка улыбнулся:
— Ну что рабы Божие… — у страха глаза велики! Господь — мера всего! И Он и тогда, и сейчас все тот же… Пойдемте, освободим страдалицу…, ну с Богом…, с Богом!
ЧТО НЕ ВОЗМОЖНО ЧЕЛОВЕКУ, ВОЗМОЖНО БОГУ
«Безмолвны гробы их, но души их в деснице Твоей. Мыслим взоры их из мира невещественного. Господи, Ты еси Солнце пресветлое, озари и согрей усопших селения. Да прейдет на веки горького разлучения время. Сподоби ны радостного свидания на Небесех. Сотвори, Господи, да вси едино будем с Тобою»
С того памятного, для многих дня, прошло уже полтора месяца, но сегодняшний для Виктории, был едва ли не таким же важным. Неделю назад она вернулась из Германии, поднимала многими усилиями Ивана Семеновича на ноги. Нужно сказать, что молодая женщина находясь рядом с таким возрастным парнем, как Сталин, усиленно годам ушатывавшим свое здоровье, далеко не полезным образом жизни, а тут еще пришедшая эта немощь, почти сведшая его в могилу, представляла собой не только особое лекарство, помогающее лечить, но средство омолаживающее.
У обоих появился новый смысл жизни, признать который полностью они пока не были в состоянии, существуя, как брат и сестра. Как деловой человек, обладавший многими качествами, полезными для фонда, при этом совершенно не способный уставать, так же, как и Таня Ермакова, Виктория тянула заботы, которые могла и уже не просто, как волонтер, но и один из соруководитель, естественно бесплатно. Именно дела лиги заставили вернуться на несколько дней раньше, но и две недели, проведенные рядом, со ставшим теперь близким, человеком, оживили и Викторию и Ивана.
Аэропорт, звучащий переливами разных резких звуков, вываливающихся из громогласных динамиков, был насыщен встречающими и провожающими. Скуратова, вместе с Татьяной прорвалась в зону прилета, захватив с собой кресло-каталку, в принципе не особенно то и нужную, но важности и помпезности для, вполне подходящую.
Не станем описывать встречу этих троих, каждый понимает, как она может выглядеть, а вот остановиться на встречающих после «зеленого коридора», который проскочила троица без осмотра багажа, пожалуй, стоит.
Владыка очень желал быть здесь, и надеялся застать своего духовного сына, а заодно увидеть и дочь, второе получилось, а вот в связи с задержкой прилета самолета Сталина, мужчины разминулись — Епископ улетел в Скандинавию по делам Церкви, так и не дождавшись прибытия возвращающегося на Родину.
Зато Виктория передала ему икону Пресвятой Богородицы Казанской, сопровождая словами Владыки, благословлявшего тем самым на «новую жизнь». Это было столь многозначительно, что охватить смысл переданного, благословленный стразу не смог, от чего растерялся и, глядя на женщину, переспросил:
— Вот так и сказал…, ничего больше не добавив?
— Да вроде бы нет…, улыбнулся только — иконку сам осветил…
С таким вот задумчивым выражением лица и вывезли прилетевшего в зал встречающих. Среди прочих, державшийся в отдалении, оказался и следователь Кашницкий, на которого указал Самуил Цезаревич, неожиданно появившийся в строгом костюме, хотя терпеть их не мог: «Сегодня судебное заседание должно было быть… — перенесли, в связи с прилетом в Россию важного гостя» — оправдался адвокат, имея в виду, восседаяющего в кресле- каталке с огромным букетом цветом, после чего добавил:
— А я теперь «важный перец», Иван Семенович, как вы говорите! Угу…, что-то поперли после Виктории Вячеславны разные предложения, я не стал отказываться от всех — ну есть, конечно, из чего выбрать, так что и помочь теперь лиги могу не только в экономической сфере, но и в уголовной профессиональными услугами… А этот вот молодой человек, как-то навязчиво хотел вас, Иван Семенович, видеть… — я ему не смог отказать… — Ваня смотрел не отрываясь от этого «навязчивого», имея только одно, еле сдерживаемое, желание, набить ему морду, за то, что тот пытался сделать с Виктории.
