О.Д.[28], ИЛЮША И ДРУГОЕ
— Привет, сестричка!
— Здравствуйте, Иван Семенович, вы снова на «красную»? Странно вас здесь видеть, неужели приглянулся кто?
— Красотуля, тебя бы я давно заграбастал, да выгляжу пока не очень… Да и Илья запрет поставил…
— Дааа, он у нас только к пациентам добр…
— А где же он?
— А где самая большая очередь, там и он…
— Ааа… точно — забыл… И где ж у вас самая, самая?…
— Сейчас узнаю… — После первого сеанса «химии» в диспансере Иван и, правда, был не в восторге. Он привык к другому отношению, к лучшему комфорту, да и пациенты здесь были обычные люди, хотя эта мерзость, которую по имени стараются не называть болящие, равняет всех, почти, как сам переход в мир иной.
Сталин обернулся на внезапный шум у процедурной палаты, где вчера столкнулся с Хлыстом. Неприятное предчувствие кольнуло под «ложечкой»: «Андрюха же тоже сюда поехал!» — из двери показался еле стоящий на ногах мужик, держащий с руках систему с болтающей на ней капельницей, по цвету лица, полуоткрытому рту, как бывает у обезвоженных долгой лихорадкой больных, полуприкрытых глаз и повисшей на груди голове, было видно, что ему нужна помощь, но вместо просьбы помочь ему, он требовал ее для другого.
Иван, еще не накопил сил, распластанным валялся на диване, принимая на свое тело атаку за атакой мурашек, от одной только мысли, что после очередного сеанса ему будет еще хуже, чем сейчас, но не отпускающая мысль о своем новом-старом знакомом, оказалась сильнее. Он попытался встать из глубокого седалища, с трудом, наклоняясь телом вперед так, чтобы центр тяжести заставил его перевалиться и оторвать задницу, но где-то на полове пути повалился на бок. Вовремя подоспела знакомая медсестренка, ушедшая узнавать о местонахождении врача:
— Что-то вы совсем плохи! Гемоглобин то как?
— Был бы плох до «химии» не пустили….
— Ну да… Извините… Я нашла Фоминцева, Илья Алексеевич…., и в уборную зайти не успел, как его облепили…
— А меня вот влипили…, влип… Верочка посмотрите, кто там..
— Где?
— Да вот в той палате, кто там?
— А…, поняла… — Девушка еще не успела подойти к почти падающему у двери палаты, взывающему о помощи, больному, как из-за угла вылетели два санитара в сопровождении реаниматолога, ревущим, как серена. Бывшие в коридоре с пониманием вжимались в стены, ведь в следующим раз они сами вполне могут оказаться на месте того, к кому спешила команда. Медсестра схватила мужчину с системой и приложив невероятную для нее мощь, подняла, оставшегося вертикально относительно пола, и перенесла на диван к Ване:
— Пусть здесь постоит!.. — Больной упал, как подкошенный, Сталин смог молча поймать только систему с капельницей, так и оставшись с ней в руках: «По ходу, до вечера в диване, придется быть стойкой для его капельницы вот этому пассажиру…».
Вероника, уже неслась в палату, готовая помочь чем угодно. Через минуту, она почти бегом вперед спиной, вылетела из нее, вслед за ней почти не касаясь пола, плыла каталка, не толкаемая, а несомая санитарами, врач, как казалось окружающим, летел рядом, совершая какие-то невероятные пассы обеими занятыми руками. Женщина успевала разворачиваться, открывать двери, поддерживать подаваемые реаниматологом, какие-то предметы, отвечала на вопросы и предупреждала о необходимости посторониться впереди стоящих.
Палата интенсивной терапии располагалась этажом выше, а время, кажется, поджимало: «Интересно, кто же это все таки?» — на вопрос Ивана самому себе, с каталки свалился и начал «дирижировать» в такт движению рукав знакомого старого пиджака — по всей видимости его кинул какой-то доброжелатель поверх тела Хлыста.
— Хлыст, твою… Ты что, гандила, бросить меня вздумал?!.. — В голове пронеслось: «Когда шпана ментов боялась?!», следом последовала другая, совсем не присущая ему мысль: «Да какая разница, мент или шпана, Андрюха, держись!». Решив остаться с позвавшим на помощь, при этом еле державшемся на своих ногах, мужчиной, «Полторабатька», как-то разгорелся к нему благодарностью за такую услугу, и уже было хотел заговорив, поблагодарить, но посмотрев, понял, тот сам, чуть ли не при смерти:
— Да что же это… Вот что значит за бабки в гордом одиночестве «химичиться», там тебе и сестричка, и врач, и друг детства и телевизор, и…, а здесь… — Ваня вспомнил, как проходя мимо одной из палат, увидел не молодую женщину, проходящую терапию сидя на обычном стуле, впрочем, это только сейчас до него дошло, зачем она там сидела:
— Господи! Даже не в кресле! Даже у меня, мужика от этого кровь в жилах стынет!.. — Неожиданно его привлек голос почти из преисподней,
