Костя стиснул зубы, выдохнул:
– Потому что это – мое дело! Ничем таким ужасным я не занимаюсь. Поэтому только мое. Личное! Понимаешь?
Инна Владимировна утвердительно кивнула:
– Ты был у той девицы.
Даже не вопрос задала, а констатировала факт.
– У какой девицы?
– У этой… как ее? Жени.
Она прекрасно помнила имя, но нарочно делала вид, что Женьке нет места в ее мире. Случайно туда затесалась, и ее следует выуживать на свет с презрением и брезгливостью.
– Лихо она тебя охмурила.
– Не охмуряла она меня! И где ты только это слово откопала? – Костя скривился. – Мам, это я за ней бегаю. Я! А ей сейчас не до отношений.
– Ну да. Конечно. Знаю я таких, невинных. Сама в постель запрыгнет, а потом будет шантажировать внезапной беременностью.
– Мам! Ты чего несешь? Ты думай, что говоришь!
– Костя! Это ты как с матерью разговариваешь? А главное, из-за кого? Из-за какой-то девчонки!
– Вот именно, мам. Это ты точно сейчас сказала. Чего мы тут собачимся? Она мне нравится. Очень нравится. И ты тут ничего не сделаешь. Так давай не будем.
– Костя! – разнеслось грозно и раскатисто, как гром небесный, но сын не уступил.
– Все, я спать хочу. Устал. Весь вечер с Метлой возился.
Инна Владимировна осеклась:
– С какой еще метлой?
Нельзя упускать момент. Нужно воспользоваться ее секундной растерянностью.
– Я спать! – решительно заявил Костя и метнулся к ванной.
Не спать, конечно, а готовиться ко сну. А еще там дверь запирается. Как обычно, а не потому, что хочется от кого-либо отгородиться.
Не станет же мама караулить его под дверью. Хочется надеяться. И не намерена же пилить всю ночь. Тем более завтра (или уже сегодня) воскресенье и можно посвятить воспитанию сына целый день.
Наверное, впервые в жизни Костю не радовал грядущий выходной. Впасть бы в спячку на сутки и проснуться сразу утром понедельника, когда надо быстрее собираться и бежать в школу и на работу. Но нет, мама не позволит. Применит все известные ей методы реанимации, вплоть до дефибриллятора, вытряхнет из сына и сердце, и душу.
А вдруг успокоится за ночь? Вряд ли, конечно. Призрачные мечты. Но, по крайней мере, несколько часов передышки есть.
Костя выключил воду, открыл дверь ванной и внутренне усмехнулся.
Напрасно он надеялся. Мама не стала дожидаться, пока сын выспится. Действительно караулила под дверью и, не успел он выйти, обрушила на него прежний вопрос:
– Может, скажешь все-таки, где ты был?
Костя выдохнул раздраженно:
– С Метлой… Лёхой Метельковым. У его приятеля.
Вранье, но Косте наплевать. Он все равно не скажет про Женьку. А мама продолжала допрос:
– И что вы там делали?
– Что хотели, то и делали. Лёха, например, пил.
То, что не воду, мама поняла и просто пронзила взглядом. Костя не остался в долгу.
– Можешь опять позвонить метельковской мамаше, спросить, в каком виде ее сыночек домой приполз. Мне-то ты не веришь.
Не верит. Прекрасно заметно. И объяснения про Метелькова ее не устраивают. Ждет другого – чистосердечного.
– Что с тобой происходит? С тех пор как появилась эта девица…
Костя не стал дослушивать, какие еще грехи для него и для Женьки придумает мама.
– Вот именно, с тех пор! Только не она виновата, а ты!
– Костя!
Да сколько можно повторять его имя, каждый раз изощряясь в интонациях? Разочарованно, недоуменно, требовательно. Хочется заткнуть уши и заорать что-нибудь бессмысленное. Просто тянуть на одной ноте: «А-а-а!» Но мама и сквозь подобный заслон пробьется с ее упертостью и верой в собственную правоту. Поэтому лучше…
Костя рванул в прихожую, воткнул ноги в кроссовки, со шнурками возиться не стал, и они дохло задергались следом.
