К счастью, лейка душа снимается, и я могу хорошенько помыть собаку. Я ожидаю неприятностей: воя, сопротивления, каких-то причуд. Но что же славная добрая Юта? Она просто стоит там, большая и мокрая, с ухмылкой на морде, пока я снова и снова промываю бесплатным шампунем ее густой мех. Чтобы отмыть ее, уходит целая бутылка. После того, как грязь, трава и листья смыты, в шерсти Юты все еще остаются колтуны, так что я сушу ее, используя все полотенца в ванной комнате, а потом хорошенько прочесываю. После хорошего двадцатиминутного расчесывания и аккуратной работы ножницами мне удается убрать большую часть колтунов.
Ладно, я и не собираюсь быть профессиональным собачьим парикмахером, но она чистая и хорошо выглядит. Это шаг в правильном направлении, и она на сто процентов меньше похожа на бездомную.
Собака съедает две полные миски еды и выпивает уйму воды, а затем просто подходит к входной двери, садится, поворачивает голову и смотрит на меня. Клянусь, на ее морде совершенно красноречивое выражение:
— Ладно, ладно, — говорю я, собирая свои вещи, — иду. Тебе нужно выйти, да?
Она снова гавкает и бьет хвостом по полу.
Я выпускаю ее, и она, выбежав наружу, несется к чахлым кустикам на пустыре по соседству. Пока я укладываю вещи, Юта бегает вокруг. В конце концов она делает свои дела — большие, и маленькие — и рысью несется обратно, чтобы усесться у задней двери грузовика.
Мне остается только изумленно таращиться на нее.
— Ты, типа, самая умная собака, да?
ГАВ!
Я смеюсь и открываю для нее дверь.
Юта забирается внутрь, но тут из соседнего номера выходит служащий мотеля.
— Она была с вами в номере?
Не вижу смысла врать, тем более что мог бы купить это место, сделав всего лишь пару телефонных звонков.
— Я мыл ее.
— У нас строго запрещено размещение домашних животных, сэр. Боюсь, придется заплатить штраф за уборку.
Через два номера от нас открывается дверь. Пожилой мужчина с обвисшим животом и в грязной сальной одежде выходит из номера, роясь в кармане. Он достает пару купюр. Женщина неопределенного возраста — мне кажется, ближе к сорока — забирает деньги. Она не прячет их ни в карман, ни в бюстгальтер, потому что у нее нет ни того, ни другого. На ней тонкий шелковый халат, наброшенный на плечи и свободно завязанный, а то, как он запахнут, оставляет для фантазии ноль целых ноль десятых процентов простора.
Я смотрю на нее, она смотрит на меня, а служащий переводит взгляд с меня на нее и обратно.
Я ухмыляюсь.
— Полагаю, насчет проституток тоже есть строгий запрет?
Женщина сверлит меня взглядом.
— Иди в пи...
— Для этого
Она поворачивается лицом к нам обоим и позволяет халату сползти еще ниже — наверное, считая свою позу соблазнительной.
— Конечно, есть строгий запрет, — она подмигивает. — Но Рикки любит рисковать, правда, Рикки?
Я смеюсь.
— О, вот как, — я не очень вежливо пихаю Рикки плечом. — Она бесплатно оказывает вам услуги, и вы закрываете глаза на ее трюки.
— Она платит за аренду, — бормочет Рикки, потирая руку.
— Спорю, что так и есть, — я рывком открываю дверь своего грузовика. — Соответственно, и я не плачу штраф за уборку или что-то там еще.
Рикки отворачивается, его внимание сосредоточено на проститутке. Наверное, в мыслях уже рисует минет, который его ожидает.
— Нет... ничего страшного.
— Так и думал.
Я уезжаю. В зеркале заднего вида я вижу проститутку, которая тащит Рикки в комнату, на ходу расстегивая ему ремень. Неплохо устроилась, вонючая гребаная шлюха.
Не мое дело, конечно. Мне нравится сексуальность и развязность, но не... такая. Что бы это ни значило.
Не могу даже описать словами то, что чувствую, так что оставлю впечатления при себе.
Просто... фу. И хватит об этом.
