* * *
Стакан с недопитым виски сиротливо скучал на самом краю стола, в центре же царили две рюмки — густой оранжевый огонь и темная малахитовая зелень.
— Только никому не рассказывайте! — Кальмар дернул худой шеей, оглядывая зал. — Кажется, не заметили, и слава богу. Я никого не угощаю, мсье Грант, я очень-очень жадный и скупой. Узнают — конец репутации, кошмар и гибель... Вам — коньяк, очень приличный, прямиком из кантона Южный Коньяк. Его положено пить двумя глотками, не ошибитесь. Мне абсент, он всюду запрещен, но мне можно. Мне все можно, та-та-та, ту-ту-ту... Значит, договорились?
Вопрос прост, как и ответ.
— Мы ни о чем не договаривались, мсье де Синее. Я лишь отдал вам несколько испорченных страниц.
...Прекрасную мадемуазель звали лошадиным именем Камилла. Двадцать семь лет — ровесница, старая дева, вечно поджатые губы, белый верх, черный низ, в редкие праздники — серое платье. Камилла Бьерк-Грант, почти однофамилица — вечная тень блистательной Лорен Бьерк-Грант, старшей сестры.
— Не будь идиотом, Крис, — сказала ему Лорен. — Ты хотел карьеры — вот она! Я выхожу замуж за босса, за мистера Джеймса Тайбби — и помогаю вам во всем. Иначе так и будешь подавать надежды до самого маразма. Предложение сделаешь сегодня же. Понял?
И он склонил голову.
7
— ...А знаете, как ребята шутят? Мол, мужеложцев надо бы приберечь. Иначе чем мы станем заниматься, когда евреи кончатся? Кстати, шеф, мы почти на месте. Справа километровый столб был, заметили?
И вновь Харальд Пейпер предпочел промолчать. На месте? Интересно, на каком? Приказ от начальства получал он, а не болтливый унтерштурмфюрер. Лично, один на один! Про место исполнения не было сказано ни слова, Козел лишь небрежно бросил: «Как обычно!»
Сын колдуна поглядел на улыбающегося напарника — и все стало на свои места. Он, Харальд Пейпер, член югенбунда с 1923-го, НСДАП — с 1927-го, «старый боец» с золотым партийным значком, без минуты — штурмбаннфюрер СС, офицер для особых поручений при шефе СД, списан в расход. И жить ему только до той секунды, когда черное авто затормозит. Все прочее, включая объект исполнения на заднем сиденье — именно для того, чтобы он понял эту простую истину только сейчас, за минуту до гибели.
Еще чуть-чуть — и взвизгнут тормоза. Дорога, ночь, и Смерть глядит в глаза.
* * *
Девять минус пять... После операции в Швейцарии уцелели четверо — они с Хуппенкотеном и двое оперативников. В Рейх, однако, вернулись трое — один из парней, шофер этого самого «мерседеса», получив срочное задание, отбыл неведомо куда.
Четверо минус один.
Еще один — в отпуске, причем не обычном, а длительном, для лечения и поправки здоровья. Вылечат!..
Еще минус один!
Неправда, что начальство убирает всех свидетелей. Это для книжек — и для шпионских фильмов. Одного, причем толкового, с авторитетом, обязательно следует оставить для подстраховки. И лучше всего, чтобы этот свидетель висел на надежном крючке. Он, Гандрий Шадовиц — сорб, выдавший себя за немца. Интересно, на каком крючке висит унтерштурмфюрер Хуппенкотен? Симпатичный такой, белокурый, губастенький?
Черное авто никак не могло продавиться сквозь невидимое стекло, белый огонь рассекал ночь, совсем рядом поджидала зеленая бездна... Сейчас Хуппенкотен не выстрелит, слишком велика скорость — но и остановки ждать не станет. Значит, как только начнет тормозить. Сколько осталось? Минута? Нет, наверняка меньше!
«Вы — параноик, Харальд. Вот и действуйте, как параноик».
Ночь сгинула, уступая место бездонной белой пустоте. Никого и ничего, лишь два улыбающихся портрета. Слева — хмурый, насупленный Агроном при обязательном пенсне, справа — Козел, жиденький чубчик, щелочка губ. Соратники, лучшие друзья, партайгеноссен...
Verdammte Scheisse![13]
Два года назад Агроном спас своего давнего знакомца, отправив в командировку перед самой «ночью длинных ножей». Козел, готовивший операцию «Колибри», не поленился вписать «старого бойца» Пейпера в очередной список. В тот раз не вышло — Агроном, выждав нужное время, сумел поговорить с фюрером. Рем, Грегор Штрассер — и еще больше тысячи таких же «старых бойцов» — уже мертвы, Бесноватый, упившись кровью до икоты, решил не настаивать...
