«Совдепии». Неожиданно Серафима выходит замуж за Нарбута (по слухам, он грозил покончить с собой, если она им пренебрежёт). Он старше её на 14 лет, хромой из-за отсутствия пятки на правой ноге и однорукий – кисть левой руки ампутирована после огнестрельного ранения вследствие нападения на дом Нарбутов красных партизан[508].
Как руководитель издательства «Земля и Фабрика», Нарбут издаёт в 1928-м году не только «Двенадцать стульев» Ильфа-Петрова и «Юго-Запад» Багрицкого, но и «Три толстяка» Олеши, написанные четырьмя годами ранее. Сплошная семейственность – если не обращать внимание на беспрецедентное качество всех трёх книг.
А Серафима была замужем трижды. После Нарбута её мужем стал писатель, историк современной литературы (звучит немножко «оксюморонно», но факт) и выдающийся коллекционер Николай Иванович Харджиев. Замужество за ним помогло Серафиме осенью 1941-го уехать из Москвы в эвакуацию. Этот факт «коррелирует» с весьма неприглядным описанием Серафимы – «дружочка» – в «Алмазном моём венце» Катаевым. В большей степени он описывал тех, кто уже ответить не мог, за что «Алмазный мой венец» и критиковали; но такова участь всех, живущих долго и пишущих мемуары под старость, когда современники уже ушли из жизни. Впрочем, Серафима Густавовна была ещё жива: она умерла в 80 лет в 1982-м. Её третий муж – Виктор Борисович Шкловский – пережил её на два года и умер в 91 год в 1984-м.
Самой скромной была средняя сестра – Ольга. Она стала ухаживать за Олешей, крайне тяжело переживавшим измену Серафимы (по некоторым данным, именно тогда он впервые начал серьёзно выпивать). Они оба 1899-го года рождения, но Ольга пережила мужа на 18 лет. Про их отношения рассказывает 40-минутный фильм канала «Культура»[509]. Славная вещь Интернет: всё можно найти. Вот только время в кредит не возьмёшь, да и отдавать – да ещё и с процентами – всё равно бы не получилось.
Дом № 3, где жил Олеша – самый невыразительный на всей улице. Скромный, двухэтажный, без всяких украшений на фасаде. На углу Олеши и Греческой – прекрасный «новострой», хоть и затемняющий и без того узкую улицу. Напротив него – «Лоцманский дом». По диагонали – особняк Алексея Александровича Трапани с совершенно латиноамериканской башенкой (по легенде, с неё он – известный судовладелец – наблюдал за приходом в Одесский порт своих судов). Хорошо смотрятся и другие дома на чётной стороне первого квартала: дом Черноморского торгового флота с соответствующим вензелем «ЧТФ» посредине фасада; современный пятиэтажный дом рядом; здание банка. А вот вся нечётная сторона – скромная и в архитектурном плане, повторимся, слабая.
Но в конце (вернее, начале) улицы неожиданно открывается один из самых романтичных видов на город. Редкий для Одессы неплоский рельеф позволяет обозреть множество известных объектов (здание бывшего Черноморского пароходства, лестницу с Дерибасовской на Польский спуск, Оперный театр и проч., и проч.) в непривычном ракурсе. Открывающаяся панорама требует нескольких минут и, желательно, хорошего бинокля. С точки зрения логистики жаль, что с Дерибасовской не построили мост через Польский и Деволановский спуски, но романтичный вид искупает отсутствие такого моста[510].
От Олеши с его невероятной стилистикой (только про сердце в «Трёх толстяках» три неподражаемые фразы: «
До дома Куприна по Маразлиевской, № 2 мы проходим от начала улицы Олеши буквально 250 метров направо. На углу Канатной (адрес – Канатная, № 8) – мореходное училище имени Александра Ивановича Маринеско (об училище мы рассказали в Книге 2, стр. 332–333). Напротив него на Канатной, № 6, осколки империи – практически заброшенное очень большое четырёхэтажное здание производственного вида. Когда в Одессе было Черноморское морское пароходство, здесь располагался его производственный комбинат – нужно было шить форму для самой большой судовладельческой компании мира. Поэтому: а) здание такое большое; б) сейчас оно заброшено. А вот отдел кадров пароходства не пустует: напротив дома Куприна у входа в парк Шевченко вместо отдела кадров ЧМП в солидном трёхэтажном особняке разместилось китайское консульство[511].
Итак, мы прошли переулок Нахимова и повернули на Маразлиевскую. На «шикарном» доме в стиле «модерн», срезанном с угла для удобства пешеходов и размещения дополнительных окон (как водится у многих угловых домов Одессы и Барселоны), мемориальная доска и бюст Александра Ивановича Куприна. Разделяет их некстати высунувшаяся веранда очередного кафе, но для решения задачи отступления от исторического облика здания «нужны три вещи: деньги, деньги, и деньги». Бюст справа от веранды выполнен современно, без мелких деталей, но главное в облике писателя передаёт хорошо: что-то мощное, борцовское улавливается сходу. Надпись на большой мемориальной доске слева от веранды сообщает, что в этом доме в 1910–1911-м годах жил русский писатель Александр Иванович Куприн. Никаких эпитетов. Однако Куприн писал в так называемый «Серебряный век» русской литературы: быть просто «русским писателем» во время, когда творили Толстой, Чехов, Леонид Андреев, Максим Горький[512], очень даже немало.
Рассказ об Олеше мы закончили примерами его потрясающих алмазных метафор. Ими «Три толстяка» насыщены как Амстердамская алмазная биржа[513]. Это вообще особенность одесской писательской школы. Потрясающий стилист и Катаев, хороши и Ильф-Петров, о Бабеле и говорить нечего. Впрочем, так насыщенно, как Бабель и Олеша, можно писать, наверное, если пишешь немного.
Куприн – человек солнечный, жизнелюбивый, энергичный, чем сродни жителям юга. Но метафоричность стиля – это не про него. У Куприна и без этого
