многие ушли. Нужно делить людей в данном случае на три категории: остались верны присяге и вышли на материк, предали и присягнули России, и третья часть — ушли в отставку, остались жить в Крыму Так что эти сказки «100 % все предатели…» — это жалкое самооправдание политиков, которые оказались не готовы к такому вызову, и перекладывание ответственности на военных.
Владимир Замана в своих интервью говорит, что на основании разведданных еще до событий в Крыму военная разведка дала достаточно информации для решительных действий, на основании которых он принял решение направить спецподразделения военной разведки и спецназа в Крым. И они прибыли туда.
Вспоминает капитан Святослав Заяц, бывший в то время на полуострове на учениях: его разведрота оказалась там задолго до расстрела Майдана и появления на полуострове «зеленых человечков», которые вскоре превратились в солдат российский армии. Так как рота в то время как раз занималась интенсивной боевой подготовкой, они были лучшими кандидатами для выполнения задания такого рода. Быстро была создана сводная оперативная группа, куда вошли офицеры штаба подразделения обеспечения. В общей сложности в Крым уехали около ста человек. У ребят было восемь единиц бронированной техники и десять автомобилей. Из своей части они выехали вооруженными, с двойным боекомплектом, в полной экипировке, как положено. Днепропетровских десантников разместили на базе 36-й бригады береговой охраны в Перевальном. В части, которая их приняла на своей территории, жили автономно, не зависели от местных. Проводили занятия согласно плану учений, как делали это не раз. Но события стали развиваться самым неожиданным образом.
— Когда впервые к забору части подошли россияне и пулеметчик направил на нас ствол, я сказал старшему прапорщику Шпаку: «Прыгай в БМД и езжай на пулеметчика. Посмотрим, что он будет делать». Шпак задал только один вопрос: «А броня выдержит?» По технике же раньше никто не стрелял, мы не знали, способна ли она защитить. В общем, старший прапорщик ударяет по газам и летит на пулеметчика. Тот убежал. «Видите, они такие же люди, как и мы», — сказал я своим бойцам. И это позволило нам чувствовать себя гораздо увереннее. Мы показали, что у нас чуть стальнее… характер.
При приближении врага к нашему забору, начинали стрелять вверх. Минировали периметр, ставили растяжки. Время от времени по ночам устраивали шоу. Подрывали светошумовую гранату, заводили всю технику, переставляли ее. Тут же у россиян начиналась паника. Они боялись прорыва, прибегали к забору: «Куда вы собрались? Что вы будете делать? Мы же братья!» Однажды поняв, что можно играть на нервах противника, мы тут же этим и занялись. Силы, конечно, были не равны. Базу окружали военные в касках и бронежилетах. Их было в несколько раз больше, чем нас. Но нам удавалось давить на них. Говорили, что задержали какого-то человека на своей территории. Они тут же строились, выясняли, все ли на месте… Еще мы чувствовали преимущество, потому что у нас калибр оружия был больше, чем у них. Когда ситуация стала накаляться, один из моих бойцов с позывным Тихий, который занимал самую неудобную позицию, прямо мне сказал: «Я буду стрелять столько, сколько смогу». Российские военные находились в пятидесяти метрах от него, все хорошо видели. Так он показательно начал доставать гранаты и ставить их перед собой. Те моментально отбежали подальше. Позже этот боец погиб…
Мы не знали, к чему готовиться, что может быть. У меня лично ощущения, что начнется война, не было. Тем не менее мы приняли круговую оборону, обустроили быт. Ведь уже получили информацию, что военные части будут блокировать, что в Крым выдвинулись какие-то подразделения. До нас начали доходить разговоры о колебаниях среди украинских военных, о том, что им предлагают перейти в российскую армию. Это было странно.
Часть, в которой нас разместили, находилась на отличном плацдарме. Она расположена на высоте. С трех сторон к ней невозможно подобраться. Единственный подход — въезд. Мы сделали возле ворот блокпост. В первых числах марта к нам приехал командир ульяновской 81-й бригады. «Мы не хотим провокаций, — завел он песню, — блокируем вас, чтобы не было расстрелов мирных людей…» Уже тогда у меня возникли подозрения, что командир части, в которой мы стояли, знал о том, что будет происходить, задолго до событий. Если бы он распорядился поставить на въезде всего один танк, никто бы не смог войти в часть. Но он же отдал россиянам клины затворов от танков и БМП… Стало понятно: сопротивляться здесь никто не будет, надеяться на эту часть нельзя. Хотя мы находились в оперативном подчинении у этой бригады, но агитация на нас не действовала. Мы-то жили и служили на материковой части. И нам в любом случае нужно было уйти к себе. Поэтому мы планировали стоять до конца.
Каждый день мы общались с командованием ВДВ. Тогда самым распространенным приказом был: «Держитесь!» Нас все время убеждали, что вопрос по нам решается. Ожидая команды, мы не сидели сложа руки. Ребята переодевались в гражданскую одежду и ходили в город послушать, о чем говорят люди, увидеть, что там происходит. Российская пропаганда работала прекрасно. Украинское телевидение отключили практически сразу. А по российским каналам говорили, что Крым давно уже хочет отделиться, что люди мечтают о гражданстве соседней страны… Когда смотрел «ящик», сам себя ловил на мысли, что все так складно, так искренне произносится — просто нельзя не верить. Был у меня момент, когда я едва не разбил телевизор, так меня разозлило вранье. Так же моментально изменились и местные жители. Мы же в Перевальном находились уже несколько недель, ходили в парикмахерские, магазины. Отношение к нам было нормальным, но как только началась блокада полуострова, нам начали задавать вопросы: «Вы зачем нас захватили?» Людей как будто подменили.
