– Так вот. Мы пошли в банк просить пересмотреть график платежей, – продолжила свой рассказ Ольга. – Может, увеличить срок кредита.
– Но Жуков не согласился, – вставил Соколовский.
– Хуже. Он передал долг коллекторам. Нам звонили, угрожали. Пару недель назад коллектор подстерег детей у дома. И сказал им: если не убедите родителей выплатить долг, дома у вас не будет. Не представляете, что с ними потом было. Они две ночи не спали. Подумайте только, как такое сказать детям!
Соколовский увидел врача и мгновенно перехватил его в коридоре. Вика видела, как Игорь старается что-то ему объяснить. Врач сначала упирался, потом все же кивнул и ушел.
– Геращенко очнулся, – поймав взгляд Вики, одними губами произнес Игорь и показал в сторону палаты: – У нас пять минут.
Выглядел он плохо. Крепкий зрелый мужчина сейчас лежал бледный, с запавшими щеками и темными кругами вокруг глаз. На Соколовского он не смотрел.
– У вас есть семья, молодой человек? – вдруг спросил Геращенко.
– Уже нет.
Геращенко посмотрел на Игоря, но комментировать не стал. Он снова отвел взгляд, еще немного полежал молча, потом снова заговорил:
– Я должен был спасти Олю. Детей…
– Федор Анатольевич, мотивы я понимаю. И предлагаю вам честный обмен. Если скажете правду, я вам помогу.
– Какую правду? – снова посмотрел на полицейского Геращенко.
– Я намекну. Несчастный случай с Прониным произошел позавчера. А вот жизнь вы застраховали две недели назад.
– И?
– Обмен. – Соколовский подвинул стул ближе к изголовью кровати Геращенко. – Ключевое слово – «честный».
– Ладно, – решился мужчина. – Я собирался сам его убить. Но не смог. Вместо этого снова стал просить, умолять, унижаться, он разозлился, потом…
– Да-да, что потом – мы в курсе. На стройке стояла камера.
Геращенко так резко повернул к нему голову, что Соколовский стал опасаться за его шейные позвонки.
– Светит вам, Федор Федорович, статья 244-я УК РФ. Надругательство над телами умерших. В вашем случае, думаю, обойдутся штрафом.
Игорь встал, и в этот момент в палату буквально ворвались дети, а следом вошла и Ольга. Соколовский посмотрел на семью и тихо вышел из палаты.
У Жукова было очень неприятное лицо. Полный, с вывернутыми влажными губами, он выглядел каким-то неопрятным, хотя на нем был дорогой костюм и свежая белая рубашка.
– Добрый вечер. Садитесь, – предложил он, показав рукой на кресло напротив его стола. – Вы, насколько я понял, сын Соколовского? Владимира Яковлевича?
– Да. Совершенно верно, – кивнул Игорь.
– Ясно. И что вы хотели?
– Хочу вас попросить о личном одолжении, – спокойно заговорил Соколовский, – сделать отсрочку по выплате кредита для некоего Геращенко. У него семейные обстоятельства.
– Геращенко, Геращенко… – наморщил лоб Жуков. – Помню. Приходил ко мне такой, было дело. Ничего сделать не могу – долг продан коллекторам.
– Перестаньте, – махнул Соколовский рукой. – Коллекторскому агентству «Гиацинт», которое вам же и принадлежит.
– Я не понимаю, о чем вообще речь, – после довольно длинной паузы сказал Жуков.
– Я даю вам шанс поступить по совести, – вглядываясь в лицо управляющего, сказал Игорь.
– У себя в банке, – самодовольно заявил Жуков, – я сам буду решать, как поступать. А ты – пошел вон.
– Хорошо. – Соколовский поднялся на ноги. – Только вы забыли, что это не ваш банк. А вашего тестя.
– Чего? – скривил рот Жуков.
– Он только что получил от меня одно видео. И я думаю, вы больше тут не работаете.
Жуков застыл, не зная, что сказать и как отреагировать. А Соколовский повернул свой телефон экраном к нему. Хорошо стал слышен голос Лизы:
– Малыш, поиграем?
Было интересно смотреть, как полные плечи Жукова стали медленно опускаться. Самодовольный и наглый человек вдруг сник.
Ольга Геращенко сидела в больничной палате возле мужа и осторожно, с ложечки, поила его отваром. Вошедшая медсестра улыбнулась больному, потом наклонилась к его жене и протянула конверт:
– Вам просили передать.
