как звезды, и тьма, и свет?, — доносил свои мысли монах. — И земля на водах положена промыслом господним! Звери различные и птицы и рыбы украшены его промыслом! И чуду подивимся, как из праха создал человека, как разнообразны человеческие лица. Если и всех людей собрать, не у всех один облик, но каждый имеет свой облик лица, по божьей мудрости. И тому подивиться можно, как птицы небесные из рая идут, и прежде всего в наши руки, и не поселяются в одной стране, но и сильные и слабые идут по всем землям, по божьему повелению, чтобы наполнились леса и поля. Все же это дал бог на пользу людям, в пищу и на радость. Велика его милость к нам, так как блага эти сотворил он ради человека грешного. И те же птицы небесные умудрены Богом, когда повелит, то запоют и людей веселят; а когда не повелит им, то и имея язык онемеют.
Хмыкнул. Сказал только для того, чтоб что-то сказать:
— Истину глаголешь, чернец! И в писании сказано: "И благословен, господи, и прославлен зело!"
Княжий отряд наконец-то миновал их лежку. Егор первым поднялся из-за дерева.
— Пошли. Вон там, у речки наши должны ожидать.
Встреча действительно оказалась горячей. Слезы княжны, удары ее кулачков в грудь и упреки, много упреков. Вердикт, виновен во всем! Согласился. Мимолетный взгляд на Богдана и такой же молчаливый ответ:
«Все хорошо!»
И слава Богу, что хорошо.
— Сейчас входим в лес и оборудуем лежку. Всем отдыхать. Вторуша, как себя чувствуешь?
— Добре, боярич. Оклемался.
— Возьми у Лиса кошель, сходишь в погост за провизией. Покупай на базаре не торгуясь, и там где народу побольше. Да-а, прикупи мужскую одежонку, выбирай ту, что попроще, для княжны.
— Сделаю.
— Лис караулишь первым. Теперь спа-ать.
Ни на кого, не обращая внимания, вошел в лес, углубился, упал под елку. «Жрать охота», промелькнула мысль. Глаза закрылись, свет выключился.
Глава 11.
Любовь — это единственное, что делает человека — сильнее, женщину — красивее, мужчину — добрее, душу — легче, а жизнь — прекрасней!
Дубравы и перелески, возделанные смердами поля и их веси, веселые светлые леса мелькали перед глазами. Как же все надоело! Хотелось шума городов, подышать выхлопными газами, прошвырнуться по бульвару, потолкавшись в мельтешившей толпе, и чтоб вечер когда народ спешит с работы, и чтоб из летних кафе пахло шашлыком и музыка, чтоб громко пели свои бестолковые, безсмысленные песни звездюли современной русской эстрады. Хочу! Хочу! Хочу!
Лиходеев затравленным взглядом прошелся по округе. Лес, бывший и без того густым, надвинулся на путешественников темной громадой, сходился над узким летником непроглядным шатром, стал сумрачным, а воздух в нем как-то потяжелел, запах сладковатой прелью мхов и прошлогодних листьев. Теперь даже деревни у дорог встречались редко, и только тропы, уходящие от них в чащобу, говорили всадникам о том, что где-то совсем рядом живут люди, которые не спешат появиться на глаза чужакам. Халупы и полуземлянки на пограничных землях, сменились во встреченных селах, рубленными избами. Редко за частоколами высокой изгороди возвышались боярские терема. За полную неделю отряд удалился от Чернигова на достаточно большое расстояние. Приходилось ночевать в селах, а чаще всего просто в лесу у костра. За все время, постоялый двор повстречался лишь раз, да и то, на Черниговском тракте, который они пересекли, взяв направление на северо-восток. Осень в спину дышит, а им еще скакать и скакать.
У небольшой деревушки, хозяйств на пять, сделали остановку воды напиться. Смерды под осень не занятые по хозяйству, высыпали на улицу. Староста, мужик дородный, осмотрел мелкий отряд, полюбопытствовал: «Откуда путь держите? Из земель пограничных Дикому полю? Эк, вас занесло! А
