– Чем же будешь огороды копать, Геннадий Иванович? – спросил Козлов.
– А у нас старые якоря лежат без дела. Ерема мог бы перековать…
Военный совет долго рассуждал о семенах, лопатах, сошниках, где, что и когда сеять. Позвали кузнеца Ерему.
– А гвозди? – спросил боцман.
– А гвозди никуда не годятся! – отвечали враз и кузнец, и Воронин.
– Прислали восемь пудов обойных гвоздей для продажи гиляцким князьям! – сказал Невельской, обращаясь к Бачманову. – Вот каковы, оказывается, гиляки, по понятиям управителей Компании. Для обивки мягкой мебели гиляцких князей каждый год шлют нам гвозди!
– А о войне? Как же войну вести? – вдруг спросил до того дремавший доктор Орлов. Надвигалась война, и совет был военный, а о войне совсем перестали говорить. Кстати, доктору нужны были медикаменты.
– Но ведь планы – одно, а потом все получается другое. Вертись по солнцу, Невельской! Вот что от меня требуют. Я говорил, писал, умолял и еще раз скажу Николаю Николаевичу: пока не поздно, с Камчатки надо все убрать, кроме партизанских отрядов, а занимать Приуссурийский край. Здесь – под прикрытием сопок, мелей, лесов – мы неуловимы.
– Так, значит, Геннадий Иванович, от южных гаваней не собираетесь отказываться? – спросил Бачманов.
– Ни боже мой. Со сплавом прибудут войска для Камчатки и в Николаевск – триста человек. Не спать же им под елками, надо строить новые посты. Ставить маленькие отряды, которые будут в условиях этого края неуловимы. Начальники постов должны искать пути от бухт к рекам. Пароходы пойдут на промер фарватеров лимана.
С военного совета все пошли в кузницу. По морозу доносился веселый перестук молотов, синий дымок метался по ветру из трубы.
– Но если англичане займут Камчатку, а затем совсем отберут ее? – спросил Бачманов.
Невельской остановился и взял Бачманова за пуговицу.
– С Камчаткой они ничего не сделают. В тайге и там будут наши отряды. Временно англичане могут занять порт. Но что же поделаешь? Москву сдавали, когда надо было! Так пусть англичане постоят в ковше и полюбуются на Авачинский вулкан и на тайгу, куда им не сунуться. А мы людей сбережем и приобретем бескровно огромный «край для будущего… Займут Камчатку? За Камчаткой стоит Россия, и чтобы Петропавловск совсем отобрать, надо Россию победить, а это бабушка надвое сказала. Никто еще у нас не отбирал портов, и англичане не знают, куда суются.
Невельской отпустил пуговицу, вздохнул и осмотрелся вокруг, как бы впервые увидев все. Сияло солнце, сверкали снега. Тишина. Далеко за заливом, на Орловом мысу, слышны голоса. Там гиляки с казаком Андрианом Кузнецовым рыбу ловят.
Было уже поздно, когда быстрые шаги послышались по снегу. Кто-то шел к дому.
– Приехал гиляк из Императорской! – доложил Воронин, входя в комнату.
– Капитан, здорово! Я – Еткун! Узнаесь?
– Откуда ты? Здравствуй, брат Еткун.
Гиляк схватил Невельского за ворот и стал целовать.
– Да я ходил на охоту и был в Хади, видал Николая! Худо, ой, худо! Там люди помирают. Ой, как помирают! Он писал тебе писку.
Еткун достал конверт из-за пазухи.
Невельской быстро разорвал конверт и поднес бумагу к свече.
«На вверенном мне посту все благополучно. Здоровых нет, – писал Бошняк. – Цинга свирепствует, пять человек уже умерло. Командир «Иртыша» при смерти. Я ожидал этого, иначе и быть не могло, потому что сюда, где приготовлено все для зимовки на десять человек, вдруг собралось семьдесят пять, и половина из них без ничего… Я, впрочем, удивляюсь, что смертность мала… люди, высаженные в пустыню и принужденные в морозы жить в сырых избах… Я очень сожалею, что Н. В. Буссэ, отправивший без продовольствия «Иртыш» в пустыню, не видит всех последствий своей эгоистической ошибки. Он задался какими-то политическими воззрениями, здесь неуместными и гибельными… Надежды на Бога и на скорую помощь от вас…»
Утром снова собраны были на совет офицеры, когда к дому подкатили нарты.
– Разградский! – воскликнул Невельской.
Данила Григорьевич ехал с устья Хунгари через Николаевский пост. Не снимая дорожной одежды и лишь скинув доху, с шапкой в руках он докладывал:
– Хунгари – прекрасная река; по ней в самом деле путь вверх до хребта. Там перевал и путь по речке почти до Императорской гавани.
Данила Григорьевич нанял на устье гольдов, которые взялись доставить нарты с продовольствием в Императорскую и сейчас, наверное, уже там.
– Что с оленями? – спросил Невельской.
– Нашли на Кизи тунгуса с четырьмя оленями, который согласен идти в Императорскую, но отправить его туда из Мариинского поста нельзя, в горах рыхлый и глубокий снег, и тунгус говорит, что надо ждать марта месяца.
– А где Афоня?
– И он застрял.
