бы все свои в городе – было бы все проще. Американцы ведь грамотные по-русски. Вот сегодня я узнал, что двое бродяг, которые тут жили у них, выброшенные с китобоя, оказывается, в Тарье рубят дрова. Это безобразие! Кто им позволил идти в Тарью и лес рубить?.. Знаете вы, что масса негодяев на всем свете объявляет себя американцами, принимает их подданство, чтобы наживаться самыми бесстыдными способами. Да и в самой Америке нет недостатка в негодяях… Я уж так взволнован, что всех подозреваю…
Так Завойко жаловался Изылметьеву, а тот кое в чем пожаловался ему. Излив душу, оба стали успокаиваться. Генерал и капитан перешли в салон, где уже собрались офицеры с «Авроры».
– Вы мне не говорите, господа, я сам видел, а вы не видели и вы не можете говорить! – горячо объяснял им Завойко. – Да, я сам видел: не менее чем сто пятьдесят человек убитых у одних французов! Враг разбит сегодня! И я уже благодарил солдат. Там есть такие, что сразу положили по пять французов и англичан в бою у Красного Яра. Ведь это присланы сибирские войска, а они природные охотники и страха не знают. А больше всех, господа, отличились матросы с «Авроры». И надо помнить, господа, что англичане и французы в тайге сражаться не могут, а меткостью боя и готовностью ударить в штыки мы всегда их превосходили.
Изылметьев сидел и думал, что вот англичане когда-то поносили в газетах фрегат «Аврору» и как этим сами подали ему мысль пустить в Кальяо слухи, что наш фрегат, как всегда, неисправен и что задерживаться приходится из-за него. А тем временем быстро изготовились к переходу и ушли… Ушли у них из-под носа. «И вот теперь они тут, и моим господам офицерам не на прогулке в кафе приходится встречаться с ними, а приходится угощать друг друга бомбами и калеными ядрами. Горячий день сегодня был…»
Сегодня все время палубу поливали водой.
«А каналья Михаило Федоров два ведра утопил, и Малафей Суриков утопил одно. На них не напасешься… Где я тут возьму новые ведра? – вспоминал Изылметьев подробности сражения. – Надо бы их наказать, но вели себя героями, нельзя. Они под ядрами и бомбами бегали по палубе и заливали из этих брезентовых ведер огонь и просто на палубу лили, так как все раскалилось. «Аврора» выстрелила сто двадцать четыре раза… А враг, оказывается, бил по первой батарее двухпудовыми ядрами».
Догадливый мичман Фесун, видя, что генерал похвалил сибирских стрелков, заметил, что позавчера выстрелом второго орудия с Сигнальной батареи разбита корма адмиральского фрегата у англичан.
– А это не фантазия Гаврилова? – спросил Завойко.
Фесун подумал, что сделал, может быть, неудачное замечание, однако в глубине души остался при своем и хотел бы убедить дядюшку. Было уже поздно, когда Завойко вызвал канонира с разбитой Сигнальной батареи.
Маркешка явился на «Аврору». Его расспросили, как он стрелял.
– Ты попал в адмиральский фрегат?
– Однако, не знаю… Вам лучше знать, ваше превосходительство.
– Этого не может быть! – заявил поручик Губарев. – Это стрелял Александр Петрович.
Маркешка уклончиво ответил, что, пожалуй, и в самом деле не он попал. Однако он хорошо помнил, что в это время никто, кроме него, не стрелял.
Глава шестая. Адмирал и офицеры
Белые борта и палуба французского фрегата в крови.
На палубе – раненые, поднята чья-то рука со сжатым кулаком.
«Странно и страшно, вот этак взяв за ноги и за руки тело своего убитого товарища, – думает Пьер, – бросать его на палубу. Еще так недавно уходили веселые и уверенные. Этот парень, когда мы взяли батарею, еще сказал мне, что все обошлось благополучно! Но вдруг началась ответная атака, и мы не удержали взятой позиции. Какая глупость! Быть в таком выгодном положении и оказаться преданными. Какие все-таки хладнокровные негодяи наши союзники!»
Подходят новые шлюпки, и опять на низкий борт поднимают убитых. Раненый офицер в рваном мундире едва карабкается. Ему помогают. Подошел вахтенный офицер и велит своим матросам, оставшимся на судне, немедленно смывать кровь с бортов. Тяжкое зрелище!
– Наши союзники струсили! – говорят в кубрике. Слышатся страшные проклятия.
– Почему они не пошли в глубь бухты?
– Невелика доблесть, два фрегата сражались против батареи из пяти орудий! Сказать откровенно, я был восхищен русскими и желал им еще продержаться!
– Смело сказано, Пьер, да держи язык за зубами!
– Чего мне бояться? За эту победу англичан можно похвалить русских!
Отсюда, с французского судна, грозная сила англичан выглядела совершенно в ином свете, не так, как русским с берега, по которому била эскадра.
– Пароход прятался после каждого выстрела!
Эти убитые и раненые – жертвы коварства союзников.
– Черт побери наших офицеров, где их храбрость?! – раздавалась брань в новой группе французских матросов, растекавшейся по жилой палубе. – Еще
