один такой десант, и всех нас перебьют.
– Но мы тоже задали русским жару!
Меткие пули врага, ядра, причинившие повреждения фрегатам, раны товарищей, смерть близких и страшная неудача десанта – все это угнетало матросов. Когда они желали драться, пришлось бежать. Оставалось ощущение разгрома.
У большинства теперь появилось зло против русских. Но злы были на своих офицеров. Кляли капитанов и старого адмирала Де-Пуанта и уже мертвого английского адмирала Прайса.
– А пленные славные ребята, – заметил кто-то из молодых после обеда.
– Пойдем еще разок посмотрим на этих медведей.
Квартирмейстер Усов, немолодой человек, заведовал в Тарье обжигом кирпичей. Он мастер на все руки и влиятельная персона в Петропавловске в солдатских кругах. Маленький, с моложавым лицом, кареглазый.
– Ну как, русский? – спрашивали его французские матросы.
Подошел переводчик-поляк.
– Спрашивают тебя, видел ли ты когда-нибудь прежде французов? – спросил поляк.
– Как же! – отвечал Усов. Он полукамчадал, быстрый, живой, ловкий и очень любознательный. – На Камчатке французы раньше бывали.
– Когда это было? – заинтересовались матросы.
– Да вот в тот год… Сколько же это? Вроде года четыре, как спасли мы судно французское.
– А ты спасал? – спросил поляк.
– Как же! И я!
Пленных заставляли работать, и кормили их так же, как своих матросов. Усов сегодня шил паруса, в то время как наверху гремели пушки. Он многое замечал, видел, что привезли мертвых и раненых. Видно, наши дали им как следует.
– Он говорит, что четыре года тому назад был в команде русского судна, – стал переводить поляк, – которое спасло французский корабль.
Матросы сразу сбились тесней.
– Ты спасал французское судно? – удивились французы.
У поляка было двойственное чувство. Когда ругали русских, и он их ругал, он ненавидел их, как поработителей. Но когда русские выказывали себя великими и совершали подвиги, то и он гордился, они – славяне, это почти поляки, хотя и москали. И вот они стояли, два сына славянского племени, – кареглазый Усов с Камчатки и поляк Збецкий с начерченными усами. Поляк гордо поглядывал на французов, сбившихся толпой вокруг пленника.
– Когда же это было?
– Говорит, что пять лет назад, – гордо зардевшись, продолжал усатый поляк.
– Когда?
Поляк разгладил усы и приосанился.
– Ну? Ну?
– Когда на Камчатку… Хм… Приезжала знаменитая французская… Хм… черт возьми…
– Да ну, не тяни, пан!
– Знаменитая французская артистка… Он не помнит имени.
– Она пела?
– Нет, она играла… И пела тоже? – спросил он у Усова.
– Ах вот, она играла! Видимо, скрипачка… Как она играла?.. Ах, не так, а вот так! Так он сам слыхал, она и на корабле играла. Она вот так играла? А! Значит, виолончелистка!
– Кто бы это мог быть, ребята? Какое судно?
– Мало ли какие чудеса бывают на свете! Похоже на вранье: виолончелистка на китобойном судне!
– Не-ет, он говорит, что она приезжала с русским губернатором и с его женой, тоже француженкой.
– Я знаю китобоя, который тут погиб, – вмешался один из матросов. – Ребята, на «Облигадо» есть парень из той команды.
– Кто бы могла быть эта знаменитая артистка? Поняли что-нибудь русские?
– Да! Она с губернатором приезжала, и говорит, что все ходили ее послушать и он слушал и что в тот год…
– Если бы англичане нас не подвели, мы сегодня бы взяли Петропавловск, – проходя, говорил молодой лейтенант старшему офицеру.
– Да, но где-то в этих водах у русских ходит эскадра с пароходом! Нельзя действовать опрометчиво, – видимо, стараясь оправдать адмирала, сказал старший офицер.
Они остановились и поинтересовались, о чем люди беседуют со вчерашними пленниками. Матросы поговорили о русском, а потом стали жаловаться на сегодняшнюю неудачу.
