То, что произошло потом — Эмми не могла описать. Раньше у нее такого не было. Раньше она думала, что такого не может быть. Пьяный треп, реклама, разводка для наивных юнцов. Не может быть. Этого всего: прикосновений, настойчивых, нежных и точных, кружащейся головы, пряной неги и кожи, вспыхивающей адским огнем. Крови, зазвеневшей по жилам — бешенным танцем, жгучим, кружащим голову. Дыханья рвущегося стоном из губ — искусанных, ищущих, молящих о поцелуе. Он вдруг замер, склонившись над ней — на миг. И Эмми услышала стон — собственный стон, хриплый, пьяный, звенящий от огня под кожей:
— Не останавливайся.
Дювалье даже замер на миг, сморгнув на мгновение:
— Я даже не начинал.
«А что, может быть лучше?» — ошалело подумала Эмми, позволив перевернуть себя на живот. Первый толчок, первый стон с прокушенных губ. Может, еще как… До сорванного дыхания, крика, звона крови в ушах и вселенной, лопнувшей внутри ее влажным, отчаянным криком…
Эмми выдохнула. Вытянулась, перевернулась обратно, на спину, бездумно смотря в потолок. Замерла, переводя дыхание, еще не уверенная, что это все — было. Сейчас. С ней. Не в кино. Улыбнулась — потолок звенел и качался в глазах, как после доброй бутылки. Дювалье, приподнявшись на локте, внимательно смотрел на нее. Проговорил задумчиво. «Брамимонда» или что — то в этом роде, Слово на туземном языке, странное, непривычное уху. Она открыла было рот — спросить. Что-то бессмысленное, глупое и счастливое одновременно. Но не успела. Не смогла. Дювалье без слов отправил ее в сон — теми же тремя тычками-касаниями.
Когда проснулась — кровать была застелена, вещи — аккуратно сложены и за окном темнела непроглядная южная ночь. Дювалье ушел. И больше не приходил — Эмми не знала, что и думать. Так прошло два дня. Пустых, томительных дня в летающем доме. Он вызывал ее к себе — еще трижды, через секретаря — того самого черного, страшного гиганта с ножом на поясе. Гигант — Черный Гарри, Эмми запомнила имя — был вежлив, кланялся, говорил четко и пугал Эмми до ужаса.
Один раз Дювалье вызвал ее к себе — Эмми обрадовалась было, полетела, не чуя ног под собой, вся пьяная от томных предчувствий. Но Дювалье лишь вежливо поздоровался и попросил взять под контроль федеральную сеть. Эмми открыла было рот — спросить, но Дювалье дал знак и секретарь без слов вывел ее под локоть.
— Боссу вопросов не задают… — шепнул он ей уже позже, в коридоре, — Не принято, если ты не…
Он осекся и замолчал, оглянувшись через плечо. Эмми молча кивнула — понятно, мол. Ругаться с этим гигантом было страшно. Тот дернул лицом и добавил, наклонившись к ее уху:
— И не поворачивайся к портрету спиной.
— К какому портрету? — оторопело спросила Эмми. Она умудрилась не заметить в кабнете ничего, кроме Дювалье.
— На стене, — буркнул гигант и добавил странное слово, — местный дух. Лоа…
Зрачки его больших, навыкате глаз сверкнули — белые, дикие на фоне черной, угольной кожи. Звякнул на поясе нож. Эмми вздрогнула. Подумала над загадками этого места — честно, пару минут. Решила, что спорить и задавать вопросы и впрямь глупо и пошла работать над тем, что ей поручили.
Благо эта работа — как раз по ее уголовной статье и комп ей выдали мощный. Потом было еще два раза — Дювалье просил сопровождать его в обходе летающего дома. Эмми не поняла — зачем, просто шла где предписано, на шаг позади. Шагала, дивясь на диковинные интерьеры, абстрактные картины на стенах, ровные ряды штурмовиков, приветственные крики — в лицо и громкий — до гула — шепот за спинами. Солдаты по углам косились, показывали пальцем — обсуждали ее. Не похабно, нет, с опасливым шепотом. Ей, скорее льстило такое внимание. Один раз Дювалье ее поцеловал. Просто взял за локоть, притянул и поцеловал в губы. На людях, почти перед строем. И отодвинул на место, прежде, чем Эмми распробовала вкус. Зачем — Эмми не поняла. Но шепот за спинами стал куда громче.
Так время и шло, Эмми честно прочесывала сеть, вылавливая все, что казалось важным, смотрела в окно. Дом летел над джунглями, за окном тянулась однообразное зеленое море. Ей уже начало казаться, что все ей приснилось. Или это она сейчас спит? Эмми — сегодняшняя Эмми, та что лежала в кровати, бездумно гладя на ночь, темноту и часы над кроватью — потянулась ущипнуть себя еще раз. Задела грудь, сосок отозвался — тенью, искрой былого огня. Выдохнула. У изголовья пискнул, замигал огнями компьютер. Один раз, другой. Фильтр выловил пару сообщений с пометкой «важное». С орбиты. Прямо с самого корабля. Подпись капитана, гриф, печать. Расшифровка. Капитан ругался, требуя от колониальных властей расчистить пару секторов от каботажного флота. Колониальные отругивались, кто-то истошно блажил на весь эфир, голося что у него фрахт и деньги пропадают. В разговоре выпала фраза «Луна Геллера». Ключевое слово, Дювалье просил держать его на контроле. И еще «два часа». Эмми собралась, встала с кровати. Отправила сообщение — срочно, на адрес самого Дювалье. Половина четвертого на часах. Эмми очень удивилась, увидев в ответ короткое «заходи». «Впрочем, — последнюю мысль она додумала уже на бегу, поспешно застегивая рубашку и шорты, — для владельца плантаций тари ночной сон — всего лишь прихоть».
Дювалье не дергал Эмми по простой и понятной причине — занят был. В одно время сходились решительной точке две операции. Старая, давно просчитанная — против Фиделиты и новая, свалившаяся как снег на голову — Луна Геллера. Тоже просчитанная, подготовленная, на всякий случай, заранее, но — тут флотские могли и успеть. Как там их капитана, ДеЛаСерда? Не по годам умный парень, хоть и не по должности впечатлительный. Его
