Гнедич лев так и остался в середине строфы. Не очень удачным, правда, кажется синтаксис фразы «как лев, наметив жертву из засады, готовы к истреблению полки» (деепричастный оборот «наметив жертву из засады» – обстоятельство и синтаксически должен относиться к сказуемому, а по смыслу получается, что он относится ко льву; напрашивается причастный оборот: «как лев, наметивший жертву из засады», который, естественно, не укладывается в стихотворный размер).
Песнь 8, строфа 73:
Байрон
And scrambling round the rampart, these same troops,After the taking of the “Cavalier,”Just as Koutousow’s most “forlorn” of “hopes”Took like chameleons some slight tinge of fear,Opend the gate call’d “Kilia,” to the groupsOf baffled heroes, who stood shyly near,Sliding knee-deep in lately frozen mud,Now thaw’d into a marsh of human blood.Гнедич
И вскоре те же самые герои,Которые Кутузова спасли,За ним вослед, не соблюдая строя,Через ворота «Килия» вошли,Скользя и спотыкаясь. Почва боя,Комки замерзшей глины и земли,Подтаяла к рассвету, размесиласьИ в липкое болото превратилась.Шенгели
И занят кавальер был этим батальоном,Туда направившим незрячий свой размахВ тот самый миг, когда, подстать хамелеонам,Орлам кутузовским менял окраску страх.Открылись ворота Килийские смущеннымСолдатам, жавшимся друг к другу в уголкахРва, где замерзший ил оттаял постепенноОт крови, засосав героев по колено.Здесь Кашкин возмущался, что русские солдаты, «кутузовские орлы», жмутся друг к другу в уголках (в уголках чего он уточнять не стал). Как видим у Байрона, русские солдаты действительно боятся: «took like chameleons some slight tinge of fear», «baffled heroes, who stood shyly near». У Гнедич эта картина сильно заретуширована: единственное, что в ее переводе выдает смятение солдат, – это то, что они не соблюдают строя.
Песнь 8, строфа 119:
Байрон
’Т is strange enough – the rough, tough soldiers, whoSpared neither sex nor age in their careerOf carnage, when this old man was pierced through,And lay before them with his children near,Touchd by the heroism of him they slew,Were melted for a moment: though no tearFlowd from their bloodshot eyes, all red with strife,They honourd such determined scorn of life.Гнедич
Но, как ни странно, – грубые и хмурыеСолдаты, не щадившие детей,Глядели как бы с жалостью понуроюНа старика и мертвых сыновей:Суровые геройские натуры ихЕго геройство трогало живей,Чем вопли слабых, а его презреньеК опасности внушало уваженье.Шенгели
И странно: грубым тем, свирепым солдафонам,Привыкшим убивать и женщин, и детей,При виде старика, лежавшего пронзеннымБлиз них, средь ими же убитых сыновей,Жаль старо храброго. В их сердце распаленномПочтенье родилось к душе могучей сей,Презревшей смерть! Хотя слеза их взор кровавыйНе увлажнила, дух – чужой был тронут славой.Кашкин протестует против того, что русские солдаты предстают у Шенгели в этой строфе грубыми свирепыми солдафонами, привыкшими убивать и женщин, и детей («и стариков», – можно было бы добавить, глядя в оригинал). У Гнедич это уже грубые и хмурые солдаты с – добавленными! – суровыми геройскими натурами. Заметим, кстати, что в переводе Гнедич здесь чередуются строки пятистопного и шестистопного ямба.
Песнь 8, строфа 135:
Байрон
Не wrote this Polar melody, and set it,Duly accompanied by shrieks and groans,Which few will sing, I trust, but none forget it —For I will teach, if possible, the stonesTo rise against earth’s tyrants. Never let itBe said that we still truckle unto thrones; —But ye – our children’s children! think how weShow’d what things were before the world was free! Гнедич
Как страшно эта песенка звучитПод музыку стенаний! Негодуя,Пускай ее потомство повторит!Я возглашаю: камни научу яГромить тиранов! Пусть не говоритНикто, что льстил я тронам! Вам кричу я,Потомки! Мир в оковах рабской тьмыТаким, как был он, показали мы!Шенгели
Полярный тот романс игривого пошиба,Написанный под вопль, под гром, под лязг ножаСпоют немногие, но все запомнят, – ибоЯ камни научу искусству мятежа!Убийству деспотов! Пусть трон стоит как глыба, —Мы не ползли к нему, бледнея и дрожа!Глядите, правнуки, как обстояло дело,Пока Свобода мир не обняла всецело!Кашкин ругает Шенгели за полярный романс игривого пошиба. Игривый пошиб, конечно, Шенгели добавил (в «Критике по-американски» он доказывает, что добавление оправдано). У Гнедич ничего подобного нет, и ее строфа значительно превосходит шенгелевскую.
