— Откуда мне, владельцу бюро обслуживания, знать такие вещи? — медленно проговорил Шпонк. — Да и зачем? Сколько людей на моих глазах из-за глупого любопытства попадали в беду. Нет, я всегда ценил покой, комфорт и не совал носа туда, где его могут прищемить.
Он растянул в улыбке рот, но глазки его сохраняли серьёзность и насторожённость.
— Вот свести вас с людьми, которые имеют отношение к этому симпатичному мужчине, я могу попробовать.
— Хорошо, — согласился Кронин, — сведите.
Шпонк сморщил лоб и погладил затылок.
— Не простое это дело, не правда ли, уважаемый ленд? Если бы все было просто, зачем бы вам разговаривать со старым Натти? Вы бы пошли в полицейское управление и объявили официальный розыск.
Некоторое время они смотрели в глаза друг другу. И как-то вдруг сразу Алексей все понял.
— Сколько? — коротко спросил он.
Шпонк осклабился:
— Приятно иметь дело с таким деловым человеком. Я полагаю, сумма в сотню фаргов не покажется вам чрезмерной? Конечно, это весьма кругленькая сумма, но вот, скажем, лимоны, они ведь тоже немало стоят. А все из-за того, что издалека, с Земли. Расти они на наших плантациях, они бы стоили в двадцать раз дешевле.
Шпонк сделал многозначительную паузу и прищурился.
— У вас необыкновенный дар говорить убедительно, Натти, улыбнулся Кронин.
Он достал бумажник и крупными купюрами отсчитал нужную сумму. Шпонк благоговейно принял деньги, аккуратно спрятал их в карман, присел на краешек стула, придвинулся вплотную к Кронину и одними губами проговорил:
— Этот человек… — Шпонк на мгновение замялся. — Да вы, сдаётся мне, сами знаете, кто он такой.
— Знаю, — ответил Алексей.
— Тем лучше… Найти его самого или, на худой конец, его людей можно в магазинчике сувениров «Чёрная звезда». Это недалеко отсюда, на Лин-Дорт. Хозяин этого магазинчика некий Рихт. Вот у этого Рихта и спросите про Линга. Да не скупитесь на фарги, которые, сдаётся мне водятся у вас в избытке.
— Спасибо, Натти.
Шпонк пожал массивными рыхлыми плечами.
— За что же спасибо? Мы с вами делаем свой бизнес, вот и все. — Он помолчал и после некоторого колебания добавил: Только учтите, опасное это дело, в которое вы ввязываетесь.
— Что поделаешь, — улыбнулся Кронин.
— Понимаю, дело есть дело. Иногда приходится идти и на риск, без этого трудно сыграть хорошую игру. Главное в том, чтобы почуять, разумен ли этот риск. И договоримся сразу. Шпонк опять до предела понизил голос. — Ничего я вам про Линга не говорил. Голографию его вы мне показывали, Линга я узнал, а вот где его можно найти, понятия не имею. Поболтали мы с вами о бизнесе, о товарах, о лимонах и мирно разошлись. Если вы попробуете мне приписать что-нибудь другое, я буду все отрицать перед самим Господом Богом.
— Будьте покойны, Натти, я тоже могу вести честную игру. — Кронкн внимательно взглянул на него. — А в какой степени я могу доверять вашим сведениям?
Шпонк укоризненно покачал головой.
— Я за них отвечаю. Я честный коммерсант, ленд, поверьте. Иначе за столом этого заведения давно бы сидел другой человек. Даром я фарги не беру.
Глава 11
В толпе далийцев, такой плотной, что едва можно было пошевелиться, Лобова вынесло на привокзальную площадь. Он хотел остановиться или хотя бы замедлить шаг, чтобы осмотреться, но людской поток безжалостно поволок его за собой. Голоса, крики, рокот двигателей, шелест колёс и шарканье ног, гул громкоговорителей — все это оглушило Лобова.
С трудом ему удалось выбраться из этой живой реки. Он вздохнул и огляделся. Странно, сказочно, ни на что не похоже было место, в котором он оказался. Это была громадная площадь, на окраинах которой бушевали, кипели, ярились бесшумные пожары. Пламя взлетало вверх километровыми факелами, рассыпалось струями и искорками, горело внизу сплошной стеной, порхало по небу неистовыми сумасшедшими сполохами. Понадобилось время, чтобы Лобов пришёл в себя и понял, что это не конец света и не стихийное бедствие, а самая обычная для Даль-Гея световая реклама.
Лобов медленно двинулся к электробусным остановкам. Он чувствовал лёгкое бодрящее волнение, что-то вроде предстартовой лихорадки, которая неизбежно овладевает спортсменом перед началом состязаний. Целую неделю Лобов тщательно готовился к этой минуте. Теперь, в течение ближайших суток, а может быть и часов, выяснится, насколько успешной была подготовка. Совет предложил ему два варианта действий в Даль-Гее: первый — рассчитанный на медленное вживание в обстановку, постепенное движение к цели, и второй — молниеносный, рискованный, с расчётом на внезапность, на то, что пока далийцы разберутся, в чем дело, и всерьёз примутся за Лобова, операция уже закончится. Иван без колебаний выбрал второй вариант: ведь каждый день промедления делал спасение Хаасена все более нереальным, а Кронину удалось точно установить, что Хаасен жив.
— Могу спорить, что раздумываете о том, где бы вам остановиться? — услышал Лобов непринуждённый весёлый голос.
Он обернулся. Перед ним стоял высокий молодой человек спортивного вида с насмешливыми умными глазами.
— Вы угадали. — Лобов улыбнулся. — Но могу спорить, что ваши услуги мне не понадобятся.
Молодой человек засмеялся и исчез. Лобов сверил показания своих часов с городскими и послал шифр-сообщение Снегину о своём прибытии. Перехватив чемоданчик поудобнее, он уже собрался было тронуться в путь, но замер на месте: вместо обычного подтверждения часы-перстень отстучали сигнал «внимание», а затем и сообщение: «Операция отменяется, ничего не предпринимай, жду двадцать три часа по первому варианту
Лобов ещё раз посмотрел на часы. До встречи оставалось около двух часов. Он отыскал глазами рекламу камеры хранения и неторопливо направился туда, погруженный в свои мысли. А было о чем подумать. Операция отменяется — значит, что-то неладно, да и не просто неладно, а совсем плохо. В контакт с ним вступил не Алексей, как было запланировано, а Снегин. Это рискованно и могло означать лишь одно: с Алексеем что-то случилось, и, скорее всего, из-за Кайны Стан. Насколько мог судить Лобов, эта женщина не была похожа на провокатора. Но ведь она могла выдать Алексея чисто случайно.
Сдав чемодан, Лобов позавтракал в бесплатной столовой, прошёлся по привокзальной площади, успешно отбив атаки нескольких «липцов». Наконец это ему надоело, и он решил пойти на Лин-Дорт, одну из центральных улиц Даль-Гея, непосредственно примыкавшую к привокзальной площади. Нигде так легко не затеряться, как в людской толпе, к тому же в дальнейшем непосредственное знакомство с городом могло оказаться полезным.
Подземным переходом Лобов не без труда добрался до Лин-Дорт. Первое, что он ощутил, ступив на орнаментованный пластик тротуара, — свет. На привокзальной площади этот бешеный исступлённый свет лился откуда-то со стороны, с окраины, а тут Лобов буквально окунулся, нырнул в него всем телом, почти физически ощущая его материальность. Свет был накинут на Лин-Дорт, как пронзительно сияющее покрывало, погружая её в переливающийся фосфоресцирующий туман, скрывающий детали и заставляющий воспринимать улицу вместе со всем, что на ней находилось, как единое целое. В непрестанном движении теряющейся где-то в светлой бесконечности человеческой толпы не было ничего от привокзальной суеты или деловой спешки возле магазинов и учреждений. Люди тут были заняты самыми разными делами, но их объединяла одна цель: убить нудно тянущееся время и попытаться вытянуть из этого омута счастливый жребий. В этом живом потоке, несмотря на его невообразимую пестроту и многоликость, было что-то от единого, чётко организованного организма — от муравейника, улья, а может быть, и от неторопливо текущей реки, истоки и устье которой ещё не исследованы.
Когда глаза Лобова привыкли к сумасшедшему свету, а сам он несколько освоился в этом сдержанно волнующемся, гудящем мире, он увидел, что улица состоит из нескольких ярусов. Где-то высоко в небе висели неизвестно каким образом подвешенные ослепительно светящиеся шары. При общем белом тоне света каждый из них имел собственный неповторимый оттенок: голубоватый, розоватый, золотистый, зеленоватый, серебряный. Это богатство полутонов и придавало освещению сказочность и нереальность. Лобову все время чудилось, что он не просто гуляет по улице, а находится в самом центре карнавала, организованного по каким-то загадочным законам. Небоскрёбы пылали, как гигантские бенгальские огни, так неистово бушевало вокруг них изломанное пламя реклам. На среднем ярусе реклама была реальнее и вещественнее: бутылки всех калибров и форм, рюмки, бокалы, стаканы, льющиеся напитки, дымящиеся блюда, ослепительные улыбки ослепительно красивых лиц. Внизу сквозь распахнутые двери баров виднелись сверкающие металлом и полированным деревом стойки, лилась негромкая синкопированная музыка, за огромными стёклами баров и казино, как рыбы в аквариумах, плавали пары. Входы были освещены то вызывающе ярко, то мягко и интимно. Возле них стояли молодые парни и девушки. Бритые, бородатые, с длинными локонами и выбритыми макушками, с косами и рассыпающимися кудрями, с огромными, чуть ли их до пояса, усами, в сапогах и босиком, в туфлях на высочайшем каблуке и в античных сандалиях со шнуровкой. Разобраться, кто перед тобой, юноша или девушка, с первого взгляда было невозможно.
К двадцати трём часам Лобов вернулся на привокзальную площадь и направился на стоянку личных автомашин. С помощью минирадиоиндикатора он без труда отыскал неприметную машину серого цвета, открыл ключом дверцу и сел за руль.
Покрутившись в портовом районе, Лобов вывел машину на спокойную загородную автостраду и откинул крышку малого багажника на приборной доске. Под ней обнаружилась нейтридная панель. Как будто бы ничего не произошло, но Лобов знал, что контрольная аппаратура в эти секунды сверяет его индивидуальные биологические данные с матрицей, заложенной в кодовом устройстве. Это был единственный способ открыть сейф. Конечно, сокрушить нейтридный корпус неимоверно трудно, но в лабораторных условиях все-таки возможно. Однако любая попытка проникнуть в сейф, минуя кодовое устройство, приводила к полному уничтожению его содержимого. После десятисекундной паузы, в ходе которой проходила сверка, нейтридная дверца сейфа бесшумно откинулась, открывая экран кодовой видеосвязи. Экран осветился, и на нем появилось цветное стереоскопическое изображение Онегина. Иллюзия присутствия была такой полной, что Лобову показалось, будто он смотрит на Всеволода через окно в чёрной стене.
— Здравствуй, Иван, — с видимым облегчением сказал Всеволод.
— Здравствуй. Что случилось?
Снегин ответил не сразу.
