спать, прижимаясь к тёплому ослиному боку.

— Тише, тише, — Фонси потрепал ослика по шее. — Спи. А я выйду на улицу, посмотрю, как там.

Он выполз из норы, вырытой прошлым вечером под корнями большой поваленной ели, и глубоко вздохнул. Дождь, зарядивший с вечера, всё так же моросил, еле слышно шелестя по хвое и опавшим листьям. Было совсем темно.

Фонси шёл на север уже больше недели с тех пор, как расстался с Элрохиром и его разъезжими. Страна здесь была лесная, холмистая и мокрая. И почти что пустая — за всё это время хоббит только два раза видел следы того, что здесь кто-то живёт: один раз наткнулся на недавнюю вырубку, а в другой раз, проходя по меловой пустоши, на несколько невысоких шалашей, примостившихся под нависшей плоской скалой. Шалаши показались ему слишком маленькими для большецов, и сначала он подумал — не живут ли здесь хоббиты? Было тихо, слишком тихо для обитаемого места, ни дымка не поднималось над шалашами. Фонси подошёл к одному из них и осторожно заглянул внутрь.

Внутри, скрестив ноги, сидел большей, совсем выцветший, и приветливо улыбался хоббиту усохшими губами; на плечах большеца лежала меховая накидка, а в глубине шалаша виднелась какая-то посуда и не то лопата, не то грабли. Движимый каким-то странным чувством, Фонси обошёл все шалаши и поклонился каждому обитателю — от двух или трёх из них оставалась только кучка костей у основания увенчанного оскаленным черепом шеста.

Фонси сел верхом на Горошка и поехал прочь по пустоши, что возвышалась над лесом, будто ранняя лысина на макушке братца Грима. Молодому хоббиту было не по себе, но в то же время ему казалось, что он совершил что-то нужное, навестив мёртвых — как будто побывал в гостях у троюродной прабабушки Арагинты Пухль. Старуха давно выжила из ума, принимала всех гостей за своих собственных детей, кое-кто из которых и сам успел умереть от старости, и мучила каждого, кто заходил к ней в комнату, одной и той же былью о том, какая большая репка выросла у них на огороде в году по широкому счёту одна тысяча сто и девяносто втором, — но так тосковала, если к ней долго никто не приходил, что братья Туки, их кузены Пухли и ещё другие родственники через отца этой самой Арагинты (Хилоноры, Вожжинсы и Хилонор-Вожжинсы) договорились между собой навещать её по очереди раз в три- четыре дня, так, чтобы никому это сомнительное удовольствие не выпадало чаще пары-тройки раз в год.

Продвигаясь по пустоши на север, Фонси опять приехал в лес и последние два дня шёл по лесу, ведя осла под уздцы, а на ночлег выкапывал норы, достаточно большие для себя и Горошка — умный ослик был приучен большую часть ночи спать лёжа. И вот теперь, подтянув штаны, хоббит вернулся в нору, закутался в плащ, привалился к хрипло сопящему во сне ослу и опять уснул.

— Ты что это, господин старший полусотник, нас за местных принял? — Фонси вытянул руку ладонью вперёд, закрывая болъшецу дорогу. — Союзников не опознаёшь? Отзови-ка своих людей.

— Чего-то я не припомню у нас в союзниках Большой Кучи Половинцев, — отозвался высокий большей, в остроконечном крылатом шлеме и в чёрном налатнике с белым деревом на груди. Знаком он приказал отряду держаться позади, а сам подошёл поближе к Фонси.

— Мы гвардия Артедайна, — сказал Фонси, нарочито по-артедайнски делая ударение на каждый слог, так, что слова его звучали с высокомерной ленцой, — у нас знамя со скипетром и башней за особые заслуги.

— Чего-то я не припомню в гвардии Артедайна подобной мелочи, — скривился старший полусотник, — да и самой-то гвардии Артедайна не припомню. Ты не путаешь, мелюзга?

— Это ты нас не заметил из-за разницы в размерах, — холодно объяснил Фонси, — но вы-то все огромные, как скалы, где вас носило, когда старик Зима взял Северск?

Это несправедливое, но, похоже, знакомое обвинение сбило гондорца с толку. Он задумчиво покрутил ус.

— Со скипетром и башней, говоришь? — сказал он, смягчаясь. — Ну ладно, на ангмарца ты и впрямь не похож, а на артедайнца — ещё как, кроме роста. Вы откуда и куда путь держите?

— Я у тебя, господин старший полусотник, твоих приказов не спрашиваю, и ты будь любезен мне такое же вежество оказать, — нахмурился Фонси, — и ступай себе мимо, куда сам шёл.

— Больно уж ты, как я погляжу, грозен, — усмехнулся гондорец, — ну да ладно, с твоим ростом иначе затопчут. Я тебя, мужичок-с- ноготок, запомню, может, ещё и встретимся.

Фонси проснулся оттого, что рядом зашевелился Горошек. Светало, дождь кончился, и небо почти очистилось.

Хоббит наскоро позавтракал остатками позавчерашнего кролика — из взятых с собой запасов у Фонси оставалось только несколько горстей сухарей да раскрошившегося твёрдого сыра, и хоббит начал добывать себе пропитание при помощи пращи. Кролики в здешних местах водились знатные — огромные, раза в полтора-два больше ширских, и прыгучие. Тёмное мясо отлично шло с незнакомыми Фонси красными кисловатыми ягодами, росшими здесь в изобилии — многие поляны были ими просто усыпаны, и Горошек с удовольствием ел их прямо с жёсткими ярко-зелёными листочками.

И снова в дорогу. Лес поредел, сменился высокой пожелтевшей травой, кустами и небольшими рощицами. Здесь по холмам бродили здоровенные, в полтора раза выше Фонси, бурые мохнатые коровы. Они совершенно не боялись ни Фонси, ни Горошка; разрешали подходить близко и гладить. Фонси подумал было разнообразить стол парным молоком, но потом не решился, коровы были всё-таки дикие.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату