«Мёд!» — заурчал хоббит. — «Вот теперь-то и впрямь настала пора подкрепиться!»
За свои годы Хильдифонс Тук побывал, верно, не менее чем на тригрошии званых обедов в лучших домах Шира, где работали лучшие широкие повара и стряпухи. Да что там говорить, в Больших Смиалах обеды готовил сам Боффо Тук, четвероюродный племянник Геронтия, прославленный на всё Тукборо своими мясными пирогами, так что вкусно поесть Фонси было не привыкать, но вкуснее обломка каменного хлеба с кое-как размазанным по нему куском затвердевшего мёда не едал он ничего в жизни.
Подкрепившись, хоббит почувствовал себя гораздо лучше и пошёл осматривать смиал как следует. Судя по количеству спален с лавками и просто выемками в стенах, здесь жило хоббитов восемнадцать-двадцать. В спальнях нашлось несколько старых одеял с подушками и щербатых ночных горшков. Ни занавесок, ни покрывал, ни ковриков, так любимых в Шире, Фонси не увидел.
Кроме спален и кладовки в смиале была стряпная, где Фонси обнаружил ещё кое-какие припасы — немного муки и сушёной рыбы.
«С голоду не помру, на первых порах хотя бы», — ободрил себя хоббит, — «а там можно будет и поохотиться попробовать».
В подземном жилище царил синеватый сумрак от непонятно откуда пробивающегося света. Было тихо, очень тихо. Подвёрнутая давеча нога дала о себе знать, и Фонси присел на трёхногий стульчик посреди стряпной — перевести дух.
«Всё это замечательно», — сказал он, обращаясь к стенам смиала, — «но откуда здесь всё это взялось? Сколько лет здесь стоит эта дверь с шелухой-большухой?»
Шелуха-большуха? Нет, погодите. Шельмец же говорил «шишел-мышел». Но сейчас Фонси совершенно точно знал, что этот способ закрывать двери называется «шелуха-большуха», что значит «великая крышка», а звучит, как «шишел-мышел». Знать-то он знал, но вот откуда — это оставалось загадкой.
Фонси встал и начал ходить по стряпной кругами, продолжая беседу со стенами.
— Шельмец говорил про погреба на слове, что там молоко может месяц стоять и не скиснуть. А здесь всё совсем ветхое. Значит, жили здесь очень давно. Тем более что про целые смиалы на слове даже Шельмец не слышал. Так?
Стены молчали.
— Так, — ответил за них Фонси, — значит, здесь жили очень, очень давно. В те времена, когда Шира не было, а хоббиты скитались по всему северу Эриадора. Возможно, какие-то скитались именно здесь, а когда надоело скитаться, вырыли смиал... хм, а это многое объясняет. Например, почему здесь всё так грубо сделано, начиная от стульев и кончая посудой. Словно на скорую руку лепили, без украшений, без резьбы, без глазури. Ни занавесок нету, ни ковров. Не умели ещё. Чему там научишься, в скитаньях-то.
Хоббит несколько раз задумчиво покивал.
— Значит, я в самой первой стране, где жили хоббиты, — сказал он. — Вот здорово!
И он продолжил обход.
Один из проходов оказался длинным и тёмным, и Фонси решил туда пока не ходить. Зато в соседней каморке он отыскал небольшую поленницу, что немало его порадовало. Захватив самую большую из пустых корзин, он пошёл обратно к выходу из смиала. В отнорке его вдруг прошибло страхом — а вдруг дверь больше не откроется, и он останется навсегда в этом кургане? Вдруг он действительно уже умер, и это — его удел мёртвых?
Но дверь открылась, и снаружи дохнуло стужей, хорошо Фонси памятной. Узкий проход снаружи весь сиял синеватым светом — хоббит никогда и нигде не видел ничего подобного. Сделав несколько шагов, Фонси понял, что перед ним — снежная стена, пропускающая снаружи дневной свет, только почему-то синий.
«Вот здорово!» — восхищённо поделился хоббит с корзиной и принялся собирать в неё снег.
Синий сумрак уступил место обычному ночному мраку, но в старом смиале в печи весело трещал огонь. Напротив печи сушилась на перевёрнутой лавке постиранная одежда Фонси, а сам Фонси, чисто вымытый, уплетал из котелка рыбную похлёбку.
«Не знаю, кто вы, предки и родичи, и как давно вы здесь жили,» — сказал хоббит, приветственно помахивая огню облизанной ложкой, — «но за приют и стол вам спасибо».
Родичи ничего не ответили, только где-то что-то ше- лестнуло. Фонси решил, что это они говорят ему «кушай на здоровье».
Прошло несколько дней, и Фонси совсем прижился в заброшенном смиале. Несколько раз хоббит выбирался на поверхность, благо нога совсем прошла, и возвращался с добычей — либо с большим белым северным кроликом, либо с белой птицей, на вид и на вкус напоминавшей куропатку. Самой ценной добычей, впрочем, оказались потерянные давеча батог и плащ — они нашлись совсем рядом со смиалом, а Фонси казалось, что он полз тогда очень долго.
Хоббит постирал и высушил всю свою одежду, перебрал вещи в заплечном мешке. Найдя среди вещей несколько промокших листов бумаги, Фонси
