…Пока это письмо будет ходить, продолжим изучение «текстологии пушкинистики». Итак…
Глава XXXIV
Академическая наука в пушкинском доме и ИМЛИ
занимается пустяками и идеологией… Все ценное создают только энтузиасты-одиночки.
…Итак, пятнадцать примечаний вместо одиннадцати. Все ли сосчитаны? – Нет. На самой последней, 60-й странице идет еще один (только этот!) недоступный для широких читательских кругов текст, завершающий уже все издание. Привожу его полностью:
«Поправка. В Разговоре Книгопродавца с Поэтом, стр. XXI, стихи 3 и 2 снизу, надобно читать:
NB. Все пропуски в сем сочинении, означенные точками, сделаны самим автором».
Это – завершающие слова издания 1825 года. Мне не приходилось видеть в современных комментариях не только анализа содержания, но даже полного текста этой «поправки», и оба академических издания не являются, к сожалению, исключением. В Шестом томе Большого Академического собрания 1937 года при описании издания 1825 года сказано буквально следующее (стр. 638):
N.B. Все пропуски в сем сочинении, означенные точками, сделаны самим автором.
В десятитомном собрании в соответствующем разделе, где описываются печатные публикации романа, об этом примечании не упоминается вообще. И только благодаря Б. В. Томашевскому, который включил упоминание об этом в свой комментарий, читатель может узнать о нем. Вот как это подано (дословно): «В конце главы примечание: «N.B. Все пропуски в сем сочинении, означенные точками, сделаны самим автором». Последнее примечание было вызвано тем, что запрещалось означать точками исключенные цензурой места».
Надеюсь, читатель заметил текстологическую разницу: по неизвестной причине, в обоих академических изданиях текст приведен не полностью. А теперь давайте вчитаемся повнимательнее в смысл этой «поправки» (будем считать ее шестнадцатым «примечанием») и оценим, что именно было утрачено вместе с кусочком текста.
Начнем со структуры завершенного высказывания, каковым является вся «поправка». Как можно видеть, у Пушкина она состоит из двух частей, разделенных знаком «NB». Что означает эта nota bene? В данном месте это – эквивалент того, что в наше время мы обозначаем как «примечание». Примечание к чему? Если следовать усеченной версии текстологов, то ко всему тексту книги. Но если рассматривать «поправку» в полном виде, то совершенно очевидно, что эта «NB» относится к тексту первой половины «поправки» – той самой половины, которая текстологами не приводится даже в академических собраниях. Таким образом, текст всей «поправки» разделяется на две структурные единицы: на собственно «поправку» и примечание к ней.
В тексте на стр. XXI было: «Я знаю ваше возраженье; Но тут не вижу я стыда:». Хорошо, Пушкин заменил два стиха; следовательно, ремарка имеет чисто служебный характер, относится к «Разговору» и со структурой романа никак не сопрягается.
А теперь сопоставим этот факт со смыслом последней фразы, начинающейся с «NB»: «Все пропуски в сем сочинении…»
Сразу вопрос: о каком «сем» сочинении идет речь? В «Разговоре» только одна строка точек, и читатель к этому месту уже успел об этом забыть, потому что в следующей после «Разговора» первой главе романа таких точек очень много, и первая мысль, которая должна была возникнуть у читателя, естественно замыкалась именно на первой главе.
Казалось бы, все ясно, и вопросов здесь быть не может. Вот только это словечко «сие»… К чему же все-таки оно относится? Грамматика требует, чтобы слово «сие» относилось к чему-то написанному, причем к непосредственно предшествующему этому слову. А предшествует ему упоминание только о «Разговоре»… В котором всего одна строка точек…
Исходя из характера всей публикации в целом, слово «сие», формально относясь только к «Разговору», что подтверждается также смыслом и характером простановки знака «NB», все же вызывает стойкую ассоциацию с неупомянутой первой главой. При этом неизбежно возникает подсознательный процесс, в результате которого «Разговор» и первая глава все более воспринимаются как нечто единое. Согласен: читатель – не аналитик, и он вряд ли делал такую структурную раскладку в том далеком 1825 году. Да ему и не нужно было быть аналитиком. Ведь достаточно того, что Пушкин оказался превосходным психологом: еще начиная с оформления обложки, вплоть до самой последней, шестидесятой страницы, он с использованием целой системы «внетекстовых структур» последовательно и методично провоцировал возникновение в подсознании своих читателей неконтролируемых ассоциаций, создающих впечатление о присутствии в романе некоего самостоятельного действующего лица в виде «сочинителя», а также того, что «Разговор книгопродавца с поэтом» и первая глава романа представляют собой две части единого смыслового целого.
Поскольку академическая наука не приводит характерных особенностей печатного текста второго издания первой главы, восполняю этот пробел. В этом
