Близок Фругу по мелодичности стиха и Яков Полонский (1819-1898). Интересно его стихотворное посвящение этому русскому поэту:
Здесь явственно обозначено музыкальное, певческое начало поэзии Полонского. И действительно, 75 его стихотворений в сотворчестве с Петром Чайковским (1840-1893), Александром Даргомыжским, Сергеем Рахманиновым, Сергеем Танеевым (1856-1915), Антоном Рубинштейном и другими могут быть названы не иначе как «гимны райские», а знаменитые «Песнь цыганки» и «Затворница» стали подлинно народными. Благозвучие отличало и стихи Фруга, которые тоже перекладывались на музыку и пелись (он говорил о них: «Аккорд за аккордом, волна за волною // Катились ликующим строем»).
Примечательно, что Фруг аттестует этого маститого поэта – «Кузнечик-музыкант». Так называлась «шутка в виде поэмы» Полонского, имевшая шумный читательский успех. Написанная лёгким виртуозным стихом, поэма в лирико-ироническом духе изображала незавидное положение «артиста» в светском обществе. При этом Полонский вовсе не идеализировал своего героя Кузнечика, ибо музыкантом тот слыл только среди насекомых. Его стрекотание было отнюдь не пленительным: «Этот свист трескучий, этот звон безбрежный, // Разлитой повсюду, и сухой, и нежный…// Это всё былые, вечные созданья моего героя». Поэтому (так в поэме) у Кузнечика нашёлся счастливый соперник – Соловей сладкозвучный, который тут же «увёл» у него легкомысленную Бабочку- кокетку («бобошку»), навеки разбив сердце влюблённого. Фруг осмысливает образ совершенно в ином ключе, у него Кузнечик – признанный мастер, поэт милостью Божьей.
Исследователь Светлана Бойко в статье «О Кузнечиках» («Вопросы литературы», 1998, № 2) говорит о мнении на сей предмет Гаврилы Державина, но оно, на наш взгляд, полностью совпадает с позицией Фруга. Читаем: Кузнечик «всеми музами любим» и одновременно «на земле знаменит», он «Аполлона нежный сын», и люди говорят ему: «Удивление ты нам». Признание соединяется с темой поэтического бессмертия: Кузнечика «чтут живые и потомки». Показательно, что Державин называл Кузнечика «песнопевец тепла лета» (а в посвящении Полонскому как раз варьируется этот мотив). Непосредственное влияние Державина на нашего поэта безусловно: Фруг был человеком, осведомлённым в истории русской поэзии.
Объединяет Полонского и Фруга и трепетная преданность своей «малой родине». Образ её неразрывно слит в их творчестве с образами «простора», «степи». А потому слова критика «чувствуешь в поэтическом порыве ту землю, от которой он оттолкнулся» можно отнести к творчеству обоих поэтов.
Российские антисемиты лгут, когда говорят, что родная природа – область заповедная и постичь ее нутряную суть, пропустить через душу может только человек истинно русский, православный. А «Золотая осень» некрещёного Исаака Левитана (1860-1900)? Говорил же мечтательно Чехов о своём благоговении перед красотами среднерусской полосы: «В молодости я был такой левитанистый». Ранние стихотворения Фруга оставляют ощущение глубокой укоренённости поэта в земле «родимой» (он часто употребляет это слово!) Новороссии. Поэт, родившийся в земледельческом поселении, оживает, когда перед ним встаёт «цветущий уголок, любимый и родной», «широкая привольная степь», а урожай – «что солнышко для сада: облитый теплом и ярким сиянием, стоит, просвечивая каждым листиком своим, светлый, свежий и радостный». Самые краски в стихах поэта молодеют, сверкают и загораются всеми цветами радуги:
В вечерней синей мгле возникают и «тополь серебряный, грёзою скованный», и старая ива, склонившаяся над поросшим осокой прудом:
Поэт внимает звону тёплого весеннего дождя, брызги которого летят «над зеленью полей в просторе благовонном». Его захватывают вестники весны. Просторы родных полей радуют сердце и греют душу:
От степного приволья веет свободой:
И Фруг провозглашает:
