Авалон и гибнет.
– Ох, Ульфгер, зачем тебе все это? Ты же еще мальчишка. Тебе бы играть вволю, веселиться, проказничать… Ты же…
– Нет! Нет, Модрон, вот в этом-то вся и проблема! Авалону нужен порядок и дисциплина! – он крепко сжал кулак. – Чтобы одолеть натиск рода людского, нужна железная рука! Без этого мы обречены на исчезновение.
Во взгляде Владычицы отразилась печаль.
– Это слова твоей матери. Даже на пороге смерти она не может не совать всюду свой длинный нос. Посмотри, во что она превратила тебя. В самом беззаботном возрасте ты уже гнешься под тяжестью ее уязвленного самолюбия и интриг.
Ульфгер покраснел.
– Нет! Это неправда!
Владычица скорбно покачала головой.
– Это моя вина. Мне следовало возразить, настоять на том, чтобы ты жил с отцом, в лесу. Боюсь, теперь Рогатый даже не узнает собственного сына.
Ульфгер опустил взгляд и отвернулся, но Питер успел заметить боль и обиду на его лице.
Владычица отстранила с дороги рослого мальчишку, взяла Питера за руку, и оба двинулись дальше.
Миновав еще одну арку, они вошли в огромный зал под полукруглым куполом. В середине зала, прямо в каменном полу, был вырезан небольшой круглый бассейн. Бассейн ярко светился – фосфоресцировала сама вода, наполняя зал мягким зеленоватым светом. Каменный купол украшала резьба – полумесяц, звезды, крылатые рыбы. Казалось, резные украшения плавают по потолку в колеблющихся зеленоватых отблесках.
Бассейн был окружен кольцом из дюжины изогнутых столов. Рябые, исцарапанные столешницы были уставлены блюдами и мисками с лесной дичью, хлебом, тушеной морковью, картошкой и свеклой. В зале остро пахло пряностями. Питер шумно потянул носом, и в животе у него заурчало.
– По-моему, кто-то проголодался, – сказала Владычица.
Широко улыбнувшись ей, Питер закивал.
Один из пирующих отставил кубок, отодвинулся вместе с креслом и закинул на край стола раздвоенное копыто. Из одежды на нем имелся только толстый кожаный ошейник с большими медными бубенчиками. От головы до пояса он выглядел совсем как человек – даже, скорее, мальчишка, но ниже пояса были видны мохнатые козлиные ноги. Кожа его была красна, как кровь, а волосы черны. Длинная и острая козлиная борода завивалась вперед и вверх, над крутым лбом торчали небольшие рожки, увенчанные маленькими золотыми колокольчиками.
– Ты опоздала, – буркнул он.
– И тебе доброго вечера, Хийси, – ответила Владычица, улыбнувшись уголком рта. – Рада видеть, что вы все меня ждете.
Кабан с длинными кривыми бивнями, одетый в роскошную рубашку из рытого бархата с пышным кружевным воротом, поднял вверх гусиную ножку.
– Как одна свинья ждет другую, – сказал он с набитым ртом и фыркнул от смеха.
Гостей собралось не меньше сорока. В большинстве своем они были эльфами; тонкие, изящные фигуры возлежали в высоких черных креслах, и каждое их движение, каждый жест отличались невероятной грацией. Кроме них за столом сидело много других странных созданий, каких Питер никогда в жизни не видел и даже не мог бы себе вообразить. На высоких табуретах, передавая друг другу большой кувшин вина, примостилось четверо пухлых коротышек в иноземных шляпах с перьями, ростом не выше курицы, но в толщину – не меньше, чем в высоту, с огромными красными носами и крохотными черными глазками, как будто глубоко вдавленными в румяные лица. Стайка крылатых фей устроилась, скрестив ноги, прямо на столе, вокруг чаши с фруктами. Эти были не такими, каких Питер видел в лесу: они были одеты в камзольчики и бриджи или невесомые платьица, и, вдобавок, хорошо воспитаны, так как ели с крохотных тарелок и пили из крохотных кубков.
Были здесь и другие необычайные существа, некоторые – скорее звери, чем люди. Взгляд Питера упал на двух эльфийских женщин, у одной кожа была черной, как уголь, а у другой – пунцовой, как роза. Они обменивались страстными поцелуями, обнявшись, запустив руки друг дружке под платье, не замечая ничего вокруг. Ребенок – даже, скорее, младенец с красным рогом, торчавшим посреди лба, вовсю попыхивал трубкой. Взгляд его затуманился, будто он с головой погрузился в мечты. По меньшей мере трое Дивных улеглись спать прямо на полу. Один из них храпел так, что его храп был слышен даже сквозь общий шум.
Слуги с кислыми минами сновали туда-сюда, разнося подносы, наполняя кубки вином и громко жалуясь друг другу на тяжелую жизнь. В углу четверо коренастых гномов с пышными бородами по колено играли на флейтах и пощипывали струны, выводя причудливую мелодию.
Несколько слуг поспешно накрыли стол перед элегантным высоким креслом. Это кресло, гораздо выше всех прочих в зале, было сплетено из тонких белых корней и веток. Казалось, оно растет прямо из пола: ветви тянулись ввысь, сплетались, образуя симметричную арку, едва не достигавшую потолка, а под потолком раскрывались, точно зонтик, украшенный ниспадающей вниз густой листвой. В листве резвились, сверкая облачками разноцветных искр, крохотные воздушные духи.
