И детектив бросился наутек, забыв про усталость. Перед глазами застыло удивленное лицо умирающего Рассела. Тернер так и не смог убрать тело с дороги: поначалу он долго бежал, надеясь, что за ним не станут гнаться, а когда надумал вернуться, над трупом уже суетились настоящие копы.
Сколько прошло с той поры? Неделя? Шесть бессонных ночей, большую часть из которых он либо шел, либо прятался по закоулкам от любопытных глаз, стараясь сойти за бездомного, на которого у людей успешных смотреть не принято. Борода за эту неделю стала еще более лохматой, а шевелюра, некогда аккуратно постриженная, больше смахивала на огромное гнездо сказочной птицы Рух. Узнать в бродяге детектива Ларри Тернера с того замечательного снимка смогла бы, пожалуй, только родная мать (уже почившая) да, может, бывшая жена. Но та еще несколько лет назад канула в Вайоминге, а это почти на три тысячи миль севернее…
В то время как Тернер не сегодня-завтра покинет страну и отправится в Мексику.
Собственно, решение тайно пересечь границу пришло к нему в тот самый злополучный вечер, когда погиб Рас. Ему приписывали восемь убийств (а после смерти чернокожего сержанта – и все девять), а за это в Аризоне полагалась смертная казнь. Вот потому-то Тернер и надумал валить за границу.
На кого работала парочка Коренастый – Худющий – на Уоррена? Или на Тейлора? Стал бы генерал устраивать целый спектакль с мигалкой на крыше старого «порша» и фальшивыми полицейскими бляхами?
А может, все дело в том, что в происходящей кутерьме, помимо лидеров Синдиката и Легиона, замешана какая-то третья сторона, о которой детективу ничего не известно?
Голова Тернера едва ли не лопалась от миллиарда мыслей, которые он постоянно прокручивал в голове, рискуя сойти с ума на почве домыслов и параной. Ему бы о побеге в Мексику больше думать, а он все пытается определить, кто на кого работал…
Погруженный в мысли, он свернул в проулок, где возле бордового мусорного бака его дожидался завернутый в газету остывший хот-дог.
Надо было набираться сил перед грядущим побегом из Штатов, в которых честным людям стало слишком трудно жить.