– Спасибо.
– Да не за что, – немного даже смутился мой собеседник. – Приятного аппетита и… надеюсь, этот кошмар ненадолго.
– Я тоже надеюсь, – робко улыбнулся я.
Они кивнули и, моментально забыв обо мне, продолжили свой путь.
– Ты не видел, как Кевина с Мартином какой-то мужик поколотил? – услышал я голос первого.
– В смысле – «поколотил»? – удивился второй.
О чем они говорили дальше, я уже не слышал – следуя их совету, устремился в столовую, тем более что действительно успел чертовски проголодаться. Кроме того, я надеялся отыскать в шатре Марину… правда, пока еще плохо представлял, как объяснить ей, кто я и почему так странно себя веду. Внутренний голос упрямо требовал рассказать девушке хотя бы часть правды, без подробностей, но это было, пожалуй, слишком непрофессионально и даже глупо. Зачем нужна ей, бедняжке, в который раз лишившейся дома, история ликвидатора-предателя? Но, если нельзя говорить правду, значит, придется лгать и дальше, старательно затыкая протестующую совесть…
И с чего это я вдруг так распереживался насчет случайной знакомой? Неужто всему виной мой разрыв с Джоном Тейлором?
Нет, это совершенно разные вещи. Я не могу, не должен говорить Марине правду хотя бы потому, что вскоре мы расстанемся навсегда. Она не поможет мне выкрасть капитана Грина, не поедет с нами обратно в Эль-Бурган, чтобы передать пленника Синдикату. И уж точно мы с ней не улетим в Штаты или в Россию, дабы жить там, наслаждаясь нормальной жизнью, никак не связанной с Эдвардом Уорреном, Джоном Тейлором и Гарри Гопкинсом. Наши с Мариной дорожки пересеклись, да, но скоро разойдутся.
И тем не менее я чувствовал странное влечение к этой девушке. Не похоть, нет, хотя она после моего длительного «воздержания» была бы вполне объяснима. Нечто более глубокое и сильное. Желание защищать. Находиться рядом.
Неужто я влюбился?
Я невольно улыбнулся самыми уголками рта.
Да ну, глупости. Никаких привязанностей, старик. Ты – волк-одиночка. Держаться вдали от всех, кто тебе дорог, – вероятно, единственный способ защитить их и не стать марионеткой в чужих руках.
С такими мыслями я подходил к полевой столовой, у входа в которую дежурили двое солдат. Я прошел мимо, уткнувшись себе под ноги, они мне не препятствовали.
Внутри пахло столовской похлебкой, которую обычно варят сразу на ораву людей в огромных чанах, литров на сто каждый. Вкус у подобного «супца» весьма специфический, но тем, кто не ел день, два, а то и три, это «яство» покажется натуральной пищей богов. Подхватив с массивного стола у входа миску и ложку, я примкнул к длинной очереди, став позади опирающегося на трость престарелого араба. Оглянувшись, он подозрительно посмотрел на меня злыми черными глазами, пробормотал что-то насчет «грязных американских свиней» и демонстративно отвернулся. Я оставил его дерзость без внимания; в конце концов, Штаты в лице Синдиката и Легиона действительно принесли им немало бед, так что возмущение хромого старожила было вполне объяснимо. Молча семеня следом за ворчуном, я попутно высматривал в толпе людей Марину, но так и не преуспел: то ли она еще не пришла, то ли уже поела, то ли сидела слишком далеко от чанов с дымящимся варевом.
– Приятного аппетита, – с крайне замученным видом бормотали солдаты на раздаче. Накормить ораву беженцев (и местных бедняков, которые, не сомневаюсь, тоже не упустили возможности перекусить на халяву) – это надо постараться, но тяжелее всего таким вот ребятам, которые с утра до ночи машут половниками и таскают чаны с похлебкой туда-сюда, а ведь надо еще успеть перемыть все миски между приемами пищи…
Когда я, разжившись порцией супца, брел между столами в поисках свободного места, меня окликнул до боли знакомый голос:
– Сэм!
Я обернулся и увидел Марину, которая сидела за ближайшим столом и призывно махала мне ложкой.
– Иди сюда! – прокричала она.
Я с улыбкой кивнул – и как я ее прежде не заметил?.. – обогнул стол и с трудом втиснулся между ней и неким вонючим бродягой, который усиленно скреб небритую щеку и моему прибытия явно не обрадовался.
– Как твоя нога? – первым делом обеспокоенно поинтересовалась Марина.
– Нога? – Я настолько рад был ее увидеть, что совершенно забыл о своей выдуманной травме. – Ах, ты про то, что я хромал… Ну, я заглянул к врачу, но что он сделает с банальным вывихом? Так и продолжаю ковылять…
– Ну, не знаю. Мог бы и мазь дать какую-нибудь, или что-то в этом роде, – пожала плечами девушка.
– Там был парень, лишившийся руки, двое при смерти лежали на самодельных носилках, – соврал я. – Не думаю, что мой случай серьезней.
– Согласна, – вздохнула Марина. – Но тебе-то и помочь проще… Впрочем, им там видней. Я просто… честно говоря, я беспокоилась. За тебя.
– Рад слышать, – слабо улыбнулся я. – Я тоже думал о тебе.
Наши взгляды встретились. Если в баре Марина казалась этакой неприступной стервой, заговорившей за мной лишь из-за моих русских корней, то теперь она смотрела с теплом, будто давняя знакомая. По-хорошему, мне, конечно, не следовало бы ее искать, но я, увы, ничего не мог с собой поделать.
