пятой – ронское, к шестой – игристое шампанское и греческие вина двух сортов. В головах друзей зашумело. За ужином, как и за обедом, не позволялось чересчур сильно бранить прислуживающих девочек; с ними, как с квинтэссенцией всего, чем пользовалось сообщество, полагалось обходиться довольно бережно; взамен допускалась полная свобода всяческих непристойных действий. Герцог, уже вполпьяна, объявил, что ничего не станет пить, кроме мочи Зельмиры; та послушно вскарабкалась на стол и, присев над его прибором, напустила целых два стакана, которые он и выпил с удовольствием.
– Эка невидаль – глотать девичьи писи, – произнес Кюрваль и позвал Фаншон. – Иди сюда, карга. Вот из какого источника стану пить я.
Склонив голову между ног этой старой ведьмы, он подставил алчущий рот грязным потокам ядовитой мочи, хлынувшим в его желудок. Пошли разговоры о различных нравах, о философии; оставляю за читателем право судить, насколько служило это совершенствованию нравов. Герцог, превознося распутство, доказывал, что оно заложено в самой природе и что чем больше он предается различным извращениям, тем больше он природе служит. Его мнение было всеми одобрено и встречено аплодисментами; поднялись, чтобы претворить на практике принципы, которые только что были провозглашены. Все было приготовлено в салоне оргий: обнаженные женщины уже лежали на полу вперемежку с молодыми распутниками, с этой целью вышедшими из-за стола вскоре после десерта. Наши друзья вошли, пошатываясь; две старухи раздели их, и они ринулись в гущу этого стада, подобно волкам, ворвавшимся в овчарню. Епископ, страсти которого были накалены до предела препятствиями, с которыми он только что столкнулся при попытке случки, овладел великолепным задом Антиноя, в то время как Эркюль вонзался в него самого; побежденный и этим ощущением, и той важной и столь желанной услугой, которую, несомненно, оказал ему Антиной, он, наконец, изверг потоки семени, столь стремительные и едкие, что лишился чувств в самый момент экстаза. Пары Бахуса также сделали свое дело, и наш герой погрузился в такой глубокий сон, что его пришлось перенести в постель. Герцог усердствовал по-своему. Кюрваль, вспомнив о предложении, которое Мартен сделала епископу, потребовал от нее исполнения и насытился до отвала в то время, как его обхаживали сзади. Тысячи прочих ужасов, тысячи непристойностей последовали за этими, и трое наших ратоборцев, поскольку епископ отлучился из этого грешного мира, три доблестных атлета, говорю я вам, в сопровождении четырех отсутствующих на оргии прочищал, дежурящих ночью, удалились с теми же женщинами, что занимали рядом с ними диваны во время рассказа.
Несчастные жертвы их зверств! Им, судя по всему, нанесено было гораздо больше обид, чем ласк, и, несомненно, они испытали больше отвращения, чем удовольствия. Такова была история первого дня.
День второй
Поднялись как обычно. Епископ, полностью оправившийся от эксцессов, уже с четырех часов терзался обидой, что его оставили одного; он позвонил, чтобы Юлия и прочищала, который был предназначен для него, пришли и заняли свои места. Они тотчас же появились, и распутник погрузился в их объятия среди новых непристойностей. Когда в апартаментах девочек был готов завтрак, по обыкновению, Дюрсе нанес им визит, и новые юные прелестницы принесли себя в жертву. Мишетта была повинна в чем-то вроде проступка, а Огюстина, которой Кюрваль повелел поддерживать себя весь день в определенном состоянии, находилась в состоянии совершенно противоположном: она обо всем забыла, просила простить ей это и обещала, что такого больше не случится; но кватрумвират был неумолим: обе были занесены в список для наказания в первую же субботу. Поскольку все были крайне недовольны неумелостью маленьких девочек в искусстве мастурбации и раздосадованы тем, что не устранили дефект подобного рода накануне, Дюрсе предложил утром давать уроки по этому предмету: каждый по очереди будет вставать утром на час раньше; час упражнений был установлен с девяти до десяти; стало быть, вставать предстояло, как я уже сказал, на час раньше, чтобы предаваться упражнению. Было решено: тот, кто будет выполнять эту функцию, должен будет сесть посреди сераля в кресло; каждая девочка, сопровождаемая и руководимая Дюкло, лучшей мастурбаторшей из всех, какими располагал замок, подойдет, чтобы поупражняться; Дюкло направит их руки, научит той или иной скорости, которую необходимо придать движениям в зависимости от состояния клиента, объяснит, как они должны держаться, какие позы принимать во время действия. Были установлены определенные наказания той, которая на исходе первых двух недель не освоит в совершенстве этого искусства настолько, чтобы больше не требовалось уроков. Особо строго было рекомендовано, согласно принципам совокупления, держать головку члена открытой во время манипуляций, и следить, чтобы вторая рука непрестанно занималась тем, что теребила бы все вокруг, следуя различным причудам тех, с кем они имели дело. Этот проект финансиста пришелся всем по душе. Дюкло, призванная по этому поводу, согласилась выполнить поручение; в тот же день она приспособила в апартаментах годмише, на котором девочки могли постоянно упражнять свою кисть, чтобы развивать необходимую проворность. Эркюлю поручили вести то же самое занятие с мальчиками, которые были гораздо более ловки в этом искусстве, чем девочки, потому что нужно было всего-навсего делать другим то, что они делают сами себе; им потребовалась всего неделя, чтобы стать самыми приятными мастурбаторами, каких только можно встретить. Среди них в это утро никто не дал маху, а пример Нарцисса накануне заставил отказаться почти от всех льгот; в часовне находились лишь Дюкло, двое прочищал, Юлия, Тереза, Купидон и Зельмира. Кюрваль был очень крепок; он удивительно распалился этим утром с Адонисом при посещении мальчиков; полагали, что он не выдержит, видя, как действуют Тереза и два содомита, но он сдержался. Обед прошел, как обычно; только милый президент, слишком много выпив и напроказничав за трапезой, снова воспламенился за кофе, который подавали Огюстина и Мишетта, Зеламир и Купидон, руководимые старухой Фаншон; этой, в виде исключения,
