— Глазей дальше на свои звезды, Реми, — угрюмо произнес Хизоба. Где бы ни оказывался «Шызик» Нгоро, он всегда видел звезды. Трясучая лихорадка крепко прошлась по Реми после прибытия ивуджийцев на Облазть и всё перемешала у него в голове, но солдат оставался лучшим поваром в роте. Не то, чтобы у него теперь было много конкурентов…
«Столько погибших», — подумал сержант, изучая бойцов в салон-вагоне. Его братья наслаждались тем, что превращали это место в свое собственное и плевали в лица аристократов, позволивших улью рухнуть в ересь. Подобное упадничество было бы немыслимым на Ивуджи-секундус, где каждый ребенок входил в мясорубку Детских Войн наравне с остальными, а выходил из неё или воином, или рабом, или не выходил вообще.
— Это был не я, сержант, — настаивал Нгоро, дергая Хизобу за рукав. — Это был дождь.
Он ткнул пальцем в потолок.
— Я увидел его в окне… как в зеркале.
Тьерри неопределенно кивнул. Он понятия не имел, о чем талдычит парень, но с Шызиком Реми часто такое случалось.
— Ага, — согласился сержант. — Это был дождь.
Мордайн помедлил на пороге купе «императорского» класса. В этом помещении, отделанном золочеными панелями, висел несвежий, пыльный душок, который беспокоил его почти так же сильно, как и мрачный пассажир. Громадное тело космодесантника словно бы заполняло вагон, хотя тот совершенно не был тесным. Богатую мебель разломали и аккуратно сложили в примыкающем коридоре, как и саму дверь с большей частью косяка. Олигархи-Крули, создавая себе роскошные номера, не рассчитывали на великанов.
— Вы знаете, кто я, — прямо сказал Ганиил.
— Да, — отозвался Калавера. Он стоял лицом к дверному проему, как будто ожидал посетителя.
«Скорее всего, так и было», — решил Мордайн.
— Вы капеллан? — спросил он, указывая на бронзовую маску смерти великана.
— Нет, — ответил космодесантник. — На протяжении лет я служил во многих ипостасях, но не в этой.
— Но ваша маска… череп?
— Это мой личный символ. Его значение понятно только мне.
— Тогда я буду весьма обязан, если вы снимете шлем, — произнес Ганиил, входя. — Я предпочитаю общаться с людьми лицом к лицу, особенно когда обсуждаю важные дела.
— Я не могу.
— Очевидно, нам нет нужды таиться друг от друга? — дознаватель широко раскинул руки. — Мы с вами союзники и люди с высоким положением в конклаве…
— Вы находитесь в положении изменника и наемного убийцы, Ганиил Мордайн, — беззлобно ответил Калавера. — В глазах конклава вы изгнанник.
— Но, как вам хорошо известно, я совершенно невиновен в убийстве гроссмейстера Эшера.
— Совершенно?
— Я… — мертворожденные слова застряли в глотке дознавателя. Казалось, что хрустальный глаз космодесантника способен заглянуть ему в душу.
«А кто сказал, что это не так?», — беспокойно подумал Ганиил.
— Ваш орден… — он помедлил. Пепельная ряса воина полностью скрывала его силовой доспех, но в нем неоспоримо ощущалось что-то судейское, словно он был создан для вынесения приговоров, а не только исполнения наказаний, как большинство космодесантников. Внезапно всё это обрело смысл. — Вы из Серых Рыцарей, Калавера?
«Вы — мой судья?»
Торцевая дверь салон-вагона широко распахнулась и внутрь шагнула высокая женщина. Порывы ветра трепали её голубовато-зеленую шинель, пока она разглядывала Акул, рассевшихся по залу. Тепло и звуки покинули купе, когда бойцы заметили её силуэт в открытом дверном проеме.
— Лейтенант… — неуверенно начал сержант Хизоба, но жрица заставила его умолкнуть, гортанно зашипев. Ивуджийцы опустили глаза, когда она подошла к ним — она, Ла-Маль-Кальфу, воплощение безжалостной прислужницы Отца Терры.
— Духи наших братьев-мучеников ещё воют у врат Дедушки Смерти, растерзанные и окровавленные, — заговорила лейтенант Омазет, проходя через толпу солдат, словно коса холодной, обрекающей чистоты, — и всё же вы кутите в этих покоях беззакония.
Голос Адеолы был не более чем шепотом, вплетенным в ветер, но каждый боец в вагоне слышал её.
— Вы пляшете на их потревоженных могилах, будто
«Люди нуждались в этом! — хотел возразить Тьерри. — После бойни и предательства они нуждались хоть в чем-то». Но он знал, что подобные