извинения вырастали из ложной гордости, и суровое осуждение жрицы было вполне заслуженным.
— Вина лежит на мне, — формально объявил сержант.
Лазпистолет лейтенанта с костяной отделкой словно бы прыгнул ей в руку, и Хизоба вздернул подбородок, твердо решив умереть с честью, но в момент выстрела кисть Омазет извернулась под прямым углом. Лазразряд пробил окно с шипением расплавленного стекла. Тут же Адеола описала рукой дугу, изливая свое презрение во вспышках зеленого огня, которые метались среди застывших Акул, порой так близко, что обжигали им кожу. Когда жрица остановилась, всё окна в вагоне были прострелены. Хотя толстое стекло держалось в рамах, его испещряли синюшные оплавленные воронки.
— Очистите этот храм порока, — скомандовала лейтенант, убирая оружие в кобуру.
Без промедления Хизоба поднял тяжелое кресло и швырнул его в ближайшее окно. Как только стекло раскололось, и внутрь ворвался снег, товарищи Тьерри вскочили на ноги, завывая от праведной ярости. Жаждая искупить вину, — жаждая порадовать её, — Акулы похватали вырожденческие безделушки аристократов и набросились на окна так, словно это были злобные, совращающие глаза варпа.
— Ваши вопросы не относятся к делу, — сказал Калавера. — Для вас я неважен.
— Нет? — Ганиил попытался скрыть напряжение в голосе. — Простите, но мне сложно это принять.
Он помахал отчетом о переговорах, который принесла Омазет.
— Вы призвали Дамоклов конклав на Облазть. Они будут ждать меня.
— Да.
— «Да», — ошеломленно повторил Мордайн. — Тебе больше нечего сказать? Ты предал меня! Я прополз через огонь и лед, делая за тебя грязную работу…
— У тебя осталось шесть дней, — перебил космодесантник.
— Шесть дней, чтобы умолять тебя о пощаде, исходя кровавым потом?
— Шесть дней, чтобы найти ответы и вернуть потерянную честь.
Ганиил не заметил движения Калаверы, но внезапно воин навис над ним, оказавшись так близко, что дознаватель смог рассмотреть изящные нити патины, испещрившие бронзовую маску подобно жилам. Так близко, что Мордайн уловил смертную тишину его силовой брони.
— Твой узник ждет, — выдохнул череп.
— Узник… — безучастно отозвался дознаватель. Он хотел отступить, но взгляд безжалостного глаза парализовал его. В вагоне стояла гнетущая жара, и Ганиил понял, что сильно потеет. Это показалось ему жалким пред лицом столь аскетичного, высохшего создания.
«
Слово неторопливо вплыло в фокус его внимания через муть в голове.
— Узник, — повторил Мордайн, на этот раз более настойчиво. — Так это не было ложью? Ты действительно заполучил отступника?
— Это должен определить ты,
— Тут ничего не складывается… — Ганиил осекся, когда дурнота хлынула обратно, пришпоренная зазубренной теснотой в груди. Именно тогда он приметил заклепки, идущие вдоль боков маски Калаверы. Мрачная личина была
— Кто ты? — прошептал Мордайн.
— Такой же искатель истины, — ответил воин. Затем он добавил с тревожащей, не вселяющей доверия заботой: — Мне жаль, что ты всё ещё слаб, Ганиил Мордайн. Порой я забываю, насколько хрупки смертные.
«Это ложь, — ощутил дознаватель в миг прозрения. — Ты никогда не забываешь, насколько мы уязвимы по сравнению с твоими сородичами. Ты наслаждаешься этим знанием».
Внезапно ощущение давящей древности, исходящее от космодесантника, стало невыносимым. Оно повисло над ним, будто эфирный смрад, недомогание души, которое заставило пробудиться нечто внутри Мордайна.
«
Эта мысль принадлежала не ему.
В ужасе Мордайн повернулся спиной к Калавере и бросился в коридор, хватаясь за поручень, идущий вдоль стены. Вагон сужался впереди него, вытягиваясь в слабо колеблющуюся реку окон и дверей, пронизанных жилами дрожащего золота и алого бархата. Ганиил знал, что состав скользит надо льдом, без сотрясений, тихо и гладко, но всё же он чувствовал себя так, словно оказался посреди штормового моря. Дознавателя сотряс позыв к рвоте, глубокий, но сухой, и нити чернильной тьмы поползли из уголков его поля зрения.
— Тебе требуется помощь? — крикнул сзади Калавера.
— В этом… нет необходимости, — прохрипел Мордайн.
«Мне ничего от тебя не нужно». Уткнувшись лбом в окно, он держал глаза плотно закрытыми, пока ледяное стекло охлаждало лихорадку. «Я не
