Керн: «Право, не десять».

Родзянко: «А девять – еще солгал. Пусть так, тем-то Анна Петровна и очаровательнее, что, со всем умом и чувствительностью образованной женщины, она изобилует такими детскими хитростями…»

Керн: «Вчера он был вдохновен мною! И написал сатиру – на меня. Если позволите, я ее вам сообщу.

Стихи насчет известного примирения.

Соч. Арк[адий] Родз[янко] сию минуту.

Поверьте, толки все рассудкаБыла одна дурная шутка,Хвостов [в] лирических певцах;Вы не притворно рассердились,Со мной нарочно согласились,И кто, кто? – я же в дураках.И дельно; в век наш греховодныйЯ вздумал нравственность читатьИ совершенство посеватьВ душе к небесному холодной;Что ж мне за все советы? –Ах! Жена, муж, оба с мировоюСмеются под нос надо мною:«Прощайте, будьте в дураках!»

NB: Эти стихи сочинены после благоразумнейших дружеских советов, и это было его желание, чтоб я их здесь переписала».

Над этим письмом, точнее, его толкованием биографы и пушкиноведы сломали не один десяток копий. Одни видят в нем всего лишь забаву беззаботных молодых людей, другие – откровенное признание Анны Петровны в том, что она хочет как можно короче познакомиться с Александром Сергеевичем и попутно намекает ему, что хотя и замужем, но обладает достаточной свободой, и хотя и состоит в близких отношениях с Родзянко, но уже начала тяготиться этой связью. Как всегда, наверное, истина находится где-то посередине, но где именно – пусть читатель решает для себя сам.

Музей-усадьба «Тригорское».

«И вот опять явилась ты…»

К началу лета 1825 г. Анна Петровна поняла, что относительная свобода, так прельщавшая ее полтора года назад, приносит больше забот, чем радостей. Родные, особенно отец, попрекали ее тем, что она уехала от семьи, в обществе косо поглядывали на замужнюю даму, которая не живет с супругом, но находится в подозрительно близкой дружбе с соседом по имению, отношения с Родзянко зашли в тупик, так как обремененный семьей избранник не мог, да, возможно, и не хотел предложить своей любовнице ничего большего, чем адюльтер. К тому же материально Анна полностью зависела от мужа, и к этому времени ее финансовые дела были окончательно расстроены. Ей ничего не оставалось, кроме как вернуться к супругу и искать примирения. Впрочем, перед этим важным шагом Анна решила съездить за советом и поддержкой к людям, которых всегда любила и уважала, – в семью Осиповых-Вульф, к кузине и давней подруге Анне Николаевне и ее матери Прасковье Александровне в Тригорское.

Неизвестный художник. Портрет П. А. Осиповой-Вульф.

После смерти первого мужа, родного дяди Анны Петровны по матери, Николая Вульфа, Прасковья Александровна вышла замуж второй раз за статского советника Ивана Сафоновича Осипова. Их семейная жизнь была благополучной, но недолгой, за год до описываемых событий Осипова-Вульф снова овдовела. С тех пор она почти не покидала Тригорское (Псковская губерния). Личностью Прасковья Александровна была незаурядной. Сама неплохо образованная (владела тремя языками), она постаралась дать хорошее образование и всем своим детям, была отличной хозяйкой и мудро управляла имением, однако же была очень строга и даже деспотична, как с крепостными крестьянами, так и со всеми своими детьми.

Особого внимания заслуживают отношения Прасковьи Александровны с Пушкиным, с которым она состояла в дальнем родстве. П. А. Осипова всегда очень тепло относилась к поэту, одной из первых оценила его литературный талант и поверила в его большое будущее. Всю жизнь, несмотря ни на что, она оставалась его хорошим другом, была в курсе всех его дел и пыталась по мере возможности помогать ему в трудные минуты, в том числе и материально. Некоторые пушкинисты предполагают, что их отношения имеют амурный оттенок. Другие горячо возражают против этого, уверяя, что, по отзывам современников, Прасковья Александровна была глубоко религиозной и высоконравственной женщиной, и ее любовь к Пушкину, скорее всего, носит чисто родственный характер и чем-то сродни материнской. Так, она мечтала выдать за него замуж одну из своих дочерей, сначала Анну, потом Евпраксию, но этим планам не суждено было сбыться.

Прасковью Александровну Осипову-Вульф считают создательницей первого музея в России, посвященного Пушкину. Перед смертью она завещала сжечь всю свою переписку, кроме писем Пушкина. Кроме того, она сохранила в своем доме в Тригорском портреты и вещи, связанные с памятью об Александре Сергеевиче. Эти вещи и документы стали основой современной экспозиции Тригорского, части музея-заповедника «Михайловское».

В то лето в тригорском доме Вульфов жила большая семья, по выражению одного из гостей, «прекрасный букет дам и девиц»: Прасковья Александровна, ее взрослые дочери – уже неоднократно упомянутая Анна и Евпраксия[24], две младшие дочки, бывшие тогда еще детьми, падчерица Александра, которую в семье называли Алиной[25], и приехавшая погостить Анна Керн. Разбавлял это женское царство единственный мужчина: старший сын Осиповой Алексей Вульф, который вернулся домой на вакации, то есть каникулы, – он в то время еще учился военному делу на физико-математическом факультете знаменитого Дерптского университета (ныне Тарту). Анне Керн в то лето было 25 лет, Алексею – 20, но он, не откладывая дело в долгий ящик, сразу же принялся активно ухаживать за своей кузиной.

Евпраксия Вревская, урожденная Вульф.

Пушкин и Алексей Вульф

Старший сын П. А. Осиповой Алексей Николаевич Вульф (18051881), офицер, мемуарист, близкий друг поэтов Н. М. Языкова и А. С. Пушкина.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату