Весь ее облик дышит уютом, домашностью, душевностью. Безусловно, это весьма «милые черты», однако на «гения чистой красоты» и уж тем более на «вавилонскую блудницу», как называл Керн Пушкин (а было и такое), женщина на портрете не очень похожа. Однако не будем забегать вперед и перейдем от живописных портретов Анны Керн к портретам словесным, составленным ее современниками. А они в большинстве своем сходились во мнении, что та была женщиной поразительной красоты.
Так, Андрей Подолинский[5] в 1828 г. написал Анне Петровне в альбом стихотворение, воспевающее привлекательность (в том числе и женственную, чувственную привлекательность) нашей героини.
В молодости Анну Керн неоднократно сравнивали с очень знаменитой в то время женщиной, общепризнанной красавицей, прусской королевой Луизой[6].
Влюбленный в Анну Керн будущий академик российской словесности, а в то время еще только скромный студент Петербургского университета Александр Никитенко[7] описал первую встречу с ней в своем дневнике (23 мая 1827 г.): «…было много гостей, и в том числе новое лицо, которое, должен сознаться, произвело на меня довольно сильное впечатление. Когда я вечером спустился в гостиную, оно мгновенно приковало к себе мое внимание. То было лицо молодой женщины поразительной красоты. Но меня всего более привлекла в ней трогательная томность в выражении глаз, улыбки, в звуках голоса. Молодая женщина эта – генеральша Анна Петровна Керн, рожденная Полторацкая».
Сама же Анна Петровна в своем «Дневнике для отдохновения»[8] (подробнее речь о нем пойдет впереди) пишет о своей внешности так: «Представьте, я сейчас мельком взглянула в зеркало, и мне показалось чем-то оскорбительным, что я ныне так красива, так хороша собой. Верьте или не верьте, как хотите, но это истинная правда. Мне хотелось бы быть красивой лишь тогда, когда… ну, да вы понимаете, а пока пусть бы моя красота отдыхала и появлялась бы в полном блеске, лишь когда я того хочу».
В 1864 г., когда Анне Керн, ровеснице века, было 64 года, Тургенев в письме к Полине Виардо рассказывает о своей встрече с ней и о портрете[9], который она ему показала: «В молодости, должно быть, она была очень хороша собой… и до сих пор держится как женщина, привыкшая нравиться. Она показала мне выцветшую пастель, изображающую ее в 28 лет: беленькая, белокурая, с кротким личиком, с наивной грацией, с удивительным простодушием во взгляде и улыбке, немного смахивает на русскую горничную а-ля Параша».
Что же касается Пушкина – нельзя же в этом перечне обойтись без его описания! – в одном из писем он говорит о Керн так: «Хотите знать, что такое г-жа К…? Она изящна; она все понимает, легко огорчается и так же легко утешается; у нее робкие манеры и смелые поступки, – но при этом она чудо как привлекательна».
И завершить эту галерею портретов, безусловно, следует описанием, которое дал второй муж Анны Петровны, А. В. Марков-Виноградский:
«Вечер, освещенный луною… И эти глазки блестящие – эти нежные звездочки – отразятся в душе моей радостью. Краса их светлая заиграет во мне восторгом, так тепло от них! Их ласковый цвет, их свет нежный целуют в сердце меня своими лучами! От них так ясно в душе, при них все живет радостию.
У моей душечки глаза карие. Они в чудной своей красе роскошествуют на круглом личике с веснушками. Волоса, этот шелк каштановый, л а сково обрисовывают его и оттеняют с особой любовью. Щечки скрываются за маленькими, хорошенькими ушками, для которых дорогие серьги – лишнее украшение: они так богаты изяществом, что залюбуешься. А носик такой чудесный, такая прелесть; с изысканною правильностью грациозно раскинулся меж пухленьких щечек и таинственно оттеняет губки, эти розовые листочки… Но вот они зашевелились. Мелодические звуки, с грустью оставляя свой роскошный алтарь, летят прямо в очарованное мое сердце и разливают наслаждение. Еще губки трепещут сладостною речью, а уже глаза хотят восхищаться зубками… И все это, полное чувств и утонченной гармонии, составляет личико моей прекрасной».
Наверное, этим словесным портретом лучше всего закончить спор, была ли Анна Петровна красавицей или нет. Как бы оно ни было, те, кто ее любил,
