Интересно, что, живо и ярко повествуя в мемуарах обо всех своих родственниках, Керн очень мало и скупо пишет о матери. Она вскользь упоминает, что «обожала ее», однако практически ничего не рассказывает о Екатерине Ивановне. Все эпизоды, связанные с матерью, носят какой-то будничный, бытовой характер, и почти везде Екатерина Ивановна является не центральным действующим лицом, а второстепенным, иногда словно бы даже случайным персонажем. Из этих отрывочных зарисовок складывается смутный и довольно блеклый образ женщины доброй, но болезненной и слабохарактерной, оказавшейся в полном подчинении у мужа и предпочитавшей всю жизнь держаться в его тени.
Что же касается отца Анны, надворного советника Петра Марковича Полторацкого, то он явно был полной противоположностью своей супруги и достойным сыном своей матери. Бабушка Анны Петровны по отцу, известная как Полторачиха, являлась фигурой настолько яркой и знаменитой для своего времени, что на ее истории и истории ее семьи следует остановиться подробнее.
Агафоклея Александровна, урожденная Шишкова, в замужестве Полторацкая (1737–1822) была, наверное, одной из самых ярких женщин своей эпохи. Ее выдали замуж 14 лет от роду, в семье даже сохранилось предание, что она еще играла в куклы, когда няня позвала ее собираться к венцу: «Феклуша, поди – жених приехал».
По меркам тех лет Агафоклея считалась красавицей, но прославилась она не внешностью, а своей предпринимательской деятельностью.
Оказавшееся в ее распоряжении небольшое хозяйство супруга она сумела расширить и превратить в приносящее хороший доход и нажила крупное состояние. К концу жизни она уже владела несколькими большими имениями в Тверской и Калужской губерниях, построила несколько заводов, в том числе и винокуренных. Ей подчинялась (была на откупе) виноторговля практически всей Тверской губернии.
Интересно, что при этом «бизнес-леди» сама не брала в руки никаких документов и, по свидетельствам внуков, к старости вовсе разучилась читать и писать. В семье эту причуду объясняли такой легендой: в молодости Агафоклея подделала завещание дальнего родственника в свою пользу и чуть на этом не попалась. Опасаясь наказания, она дала обет кому-то из святых угодников, поклявшись, что, если все обойдется, она никогда больше не возьмет в руки ни пера, ни бумаги. Гроза миновала, и Агафоклея всю жизнь оставалась верна своему слову.
С конкурентами Пол торачиха, как ее называли, была сурова, а с крепостными подчас и вовсе жестока. Молва про ее тиранства даже достигла императорского дворца. В Петербурге прошел слух, что Александр I после вступления на престол отдал приказ публично выпороть ее на Лобном месте. Но это был всего лишь слух. И когда Агафоклея, сидя у окна своего дома близ Сенной площади, увидев бегущую толпу, спросила: «Куда, православные, бежите?» – и услышала в ответ: «На площадь, смотреть, как Полторачиху будут сечь», то расхохоталась и закричала: «Бегите, бегите скорей!»
Она была еще нестарой женщиной, когда с ней случилось несчастье: во время поездки в Москву ее возок перевернулся и придавил сидевшую в нем Агафоклею. Она оказалась буквально изувечена, по свидетельству очевидца, «все кости ее были поломаны на куски и болтались, как орехи в мешке». С тех пор до конца жизни Полторачиха с трудом могла двигать руками и ногами. Каждую осень после уборки урожая она ложилась в постель и не вставала до самой весны. Но и в таком состоянии она продолжала властно распоряжаться, управлять своими имениями и заводами и держать в ежовых рукавицах всю семью.
