реальностью. Нет ничего особенного в том, что восторженный юноша влюбился в свою троюродную сестру, моложавую, красивую и очаровательную женщину, представлявшуюся ему кем-то вроде его доброго ангела. Напротив, было б странно, если б этого не произошло. Удивительно другое – то, что 36- летняя Анна Петровна ответила на чувство 16-летнего Саши. Возможно, она интуитивно поняла, что наконец-то встретила ту настоящую, искреннюю преданную любовь, которую безуспешно искала всю свою жизнь…
В своих мемуарах Марков-Виноградский со свойственной его стилю сентиментальностью и поэтичностью красочно описал романтическую атмосферу их первых свиданий.
«Я помню приют любви, где мечтала обо мне моя царица… где поцелуями пропитан был воздух, где каждое дыхание ее было мыслью обо мне. Я вижу ее улыбающуюся из глубины дивана, где она поджидала меня… Когда сходил я с лестницы той квартирки, где осознал я жизнь, где была колыбель моих радостей… по мере удаления моего от заповедных дверей, грусть больнее и сильнее вкрадывалась в сердце, и на последней ступеньке невольно всплыли слезы на отуманенных глазах… Никогда я не был так полно счастлив, как на той квартире! Из этой квартиры выходила она и медленно шла мимо окон корпуса, где я, прильнувши к окну, пожирал ее взглядом, улавливал воображением каждое ее движение, чтоб после, когда видение исчезнет, тешить себя упоительной мечтой! Она повернула за угол… кончик черного вуаля мелькнул из-за угла, и нет ее… О, как жадно порывалось сердце вслед за нею… хотелось броситься на тротуар… чтобы и след ее не истерся посторонним, казалось, и в нем была ласка, и завидовал я тротуару!.. А суббота настанет… в чаду мечты летишь по проспекту, не замечая ничего и никого, превратившись весь в желание скорее дойти до серенького домика, где ее квартира… И вот уже взгляд отличает то, к чему сквозь здания, сквозь деревья и дом… Уже обозначилось в доме окно… и она выглядывала из него, освещенная заходящим солнцем… И вот поцелуй сливает нас, и мы счастливы, как боги!.. Так я царствовал в сереньком домике на Васильевском острове!..
А эта беседка в Петергофе, среди душистых цветов и зелени в зеркалах, когда ее взгляд, прожигая меня, воспламенял… И мы под песню соловья, в аромате цветов, любовались друг другом, смотря в зеркальные стены беседки.… Она так чудно хороша, что я был в счастливом забытьи…»
Как показало время, любовь кадета Саши к «ни вдове, ни девице» Анне Петровне не была юношеской прихотью, вспышкой романтического воображения или следствием игры гормонов в молодом организме. Александр пронес это чувство через всю жизнь, до конца его дней в нем уживались удивительная нежность к избраннице с безграничным восхищением ею. Большинство исследователей изумляет то, что в его сердце напрочь отсутствовала ревность. И это не было хитростью, уловкой с целью обмануть будущих читателей его записок – для таких вещей А. В. Марков-Виноградский был слишком искренним и простодушным человеком. То, что «его богиня» пользовалась таким успехом у множества интересных людей, включая самого Пушкина, действительно льстило самолюбию, и только.
К моменту начала их романа (1836 или 1837 г.) отца Александра уже не было на свете. Скоро скончалась и мать, поручив сына (а заодно все его имущество) заботам той самой «образованной» тетушки Феодосии Петровны, которая когда-то учила маленького Сашу. Очевидно, она уже знала о романе Анны и Александра и негодовала против него, так как Саша в тот год оставил в своем дневнике запись «Неужели счастье сына может убить мать?»
Александр еще заканчивал свое обучение, когда Анна произвела на свет плод их любви – сына, которого также назвали Александром. Это произошло 28 апреля 1839 г. По ее собственному свидетельству, Анна рожала тяжело и еще долго хворала после родов, точно этот последний, четвертый, ребенок забрал у нее все силы и здоровье.
В том же году Александр-старший закончил учебу в кадетском корпусе. Для продолжения военного образования его направили в офицерские классы Артиллерийского училища, но он окончательно решил не связывать свою судьбу с армией, заявив, что «бивуак и поле битвы не такие места, на которых вырабатываются мирные семейные достоинства», и вышел в отставку в чине подпоручика. Анна Петровна поддержала его в этом решении. После долгих лет несчастливого замужества генеральша искренне заявляла: «Я боюсь корпусов и не люблю офицеров, из которых 9/10 – всегда пошлость, кутилы, «хорошие товарищи» (т. е. пустые люди) и лентяи. Удивляюсь маменькам, которые радуются офицерским эполетам…»
У Александра был выбор между карьерой, сулившей перспективное будущее и материальное благополучие, и любовью к Анне Петровне. Он, ни минуты не сомневаясь, выбрал «свою царицу», и это послужило поводом для ссоры и разрыва с родными. И был счастлив, о чем написал в своем дневнике: «Все, что ни делается, от Бога, и наш союз, как он ни странен, Им благословен! Иначе мы не были бы так счастливы, не имели бы такого Сашечку, какой нас теперь так утешает! Ни о чем случившемся жалеть не надо, все к лучшему, все хорошо!»
Важно отметить, что как раз в это время в семье Анны Петровны начала развиваться другая любовная история, столь же романтическая и столь же драматическая. Дочь Керн, Екатерина, или Катенька, как звали ее дома, уехала от отца, поселилась вместе с матерью в Петербурге и устроилась классной дамой в свою альма-матер – Смольный институт. В 1839 г. она познакомилась с композитором Глинкой, который стал любовью всей ее жизни. Катеньке на тот момент был 21 год, Михаилу Ивановичу – 34. Он недавно разошелся с женой (которая, как стало известно, тайно обвенчалась с другим), но никак не мог добиться развода.
Катенька произвела сильнейшее впечатление на композитора, он стал регулярно бывать в доме Керн, исполнял там свою музыку и посвятил Екатерине
