«Жили они [с мужем] дружно, как два голубка. Александр Васильевич был моложе Анны Петровны чуть ли не на 20 лет. У нас говаривали в семье, что когда он родился, то тетя его, новорожденного, носила на руках. Когда он подрос и поступил в кадетский корпус, она встретилась с ним в Петербурге. Каждую неделю по отпускным дням брала его к себе домой, кормила кадетика блинами и пышками, ласкала его по-матерински, растила и берегла… Вырос и сам Александр Васильевич, возмужал, они подружились и наконец стали мужем и женой. Впоследствии они как-то сравнялись годами.
Дядя Саша был высокий худощавый старичок с козлиной бородкой, как у Некрасова, очень болезненный. Страдая болью в желудке, он всегда носил подушечку на животе, а на ней обе руки. Звали они друг друга «папаша» и «мамаша», никогда по имени.
Когда стемнеет на дворе, хозяева приказывали девушкам позакрыть все ставни в доме, железками заложить изнутри и опустить на окна шторы. Наступала тишина, только сторож мерно стучит в чугунную доску. Удары гулко проносятся в тишине. На столе шумит самовар: уютно и тепло. Через всю скатерть дядя с тетушкой раскладывали большой пасьянс и ссорились порою. Только беззлобно, никогда не держали зла и обращались друг с другом с изысканной вежливостью, всегда на «вы» Ухаживал дядюшка за Анной Петровной трогательно нежно и всегда с какой-то особою деликатностью. Усядется она в кресло, сейчас дядя Саша подойдет, скамеечку пододвинет под ноги и пледом укутает, и так ласково, любезно. За вечерним чаем он всегда присаживался к самовару и сам разливал чай. Ей, тетушке, конечно, первой в большой старинной чашке.
Обычно долго сидели за столом. Я копошусь на ковре, занятая своими ребячьими делами, а тетушка за пасьянсом. Потом она смешает карты и прикажет подать книжку или все тот же альбом. Начнет читать стихи. К сожалению, их содержания не помню в точности. Но после, читая Пушкина, я сразу узнала его чудный гимн «Я помню чудное мгновенье…». Были и другие стихи в альбоме – тетушка говорила, что ей писались. Очень звучные стихи, красивые, как музыка…»
Сами супруги в этот период тоже работали над своими воспоминаниями. В конце 1860-х гг. Анна Петровна продиктовала мужу «Три встречи с императором Александром Павловичем», а в 1870 г. – свой последний мемуарный труд «Из воспоминаний о моем детстве» (другое название «Сто лет назад»), который был опубликован в 1884 г.
Александр Васильевич всю жизнь вел дневники, в которых кратко, но регулярно добросовестно день за днем описывал, как протекала их семейная жизнь, рассуждал о прочитанных книгах, о людях, с которыми ему довелось встретиться, и местах, где случилось побывать. В дополнение к дневникам он оставил также и собственные мемуары со скромным, может быть, даже излишне скромным названием «Из записок и журнала неизвестного человека».
Эти воспоминания интересны не только описанием людей и событий, но и тем, как раскрывается в них личность самого Александра Васильевича. Даже сейчас, по прошествии многих лет, биографы не устают удивляться его благоговейному отношению к жене, которое Марков-Виноградский пронес сквозь все годы и невзгоды. Ее настоящее было для него счастьем и отрадой, прошлое же служило исключительно поводом для восхищения и гордости ею. «Теперь я сижу в уютной нашей спальне, – писал Александр Васильевич. – Она, моя голубушка, уже легла в постель и ей может быть уже и снится что-нибудь, а я пишу и хочу сказать несколько слов о Пушкине, о котором мы с нею часто беседуем… Она была знакома с ним, и он ее воспел в двух стихотворениях: «Я помню чудное мгновенье» и «Я ехал к Вам». Она вдохновляла также Подолинского. …Да, кто не восхищался ее внутренней и внешней красотою?.. «Сын Отечества» вздумал уверять, что Пушкин не мировой гений!! Мне это досадно!.. В его произведениях воспроизведены общечеловеческие мысли, чувства и действия и затронуты общечеловеческие нравственные интересы, которые для всех людей и всегда занимательны… Музыка стихов его отчетливо, верно изображает чувства, и, читая их, кажется, что Пушкин и мыслил стихами, так они естественны!.. Ни одна строка не написана им для рифмы… Его стихи подобны дождю, лились из сердца и западают в сердце каждого… Многие женщины, воспаляемые огнем его речей и страстию его взглядов и манер, увлекались им до цинизма… Некоторые, разумеется весьма немногие, допускали даже непозволительные ласки – персидские или содомские удовольствия… И он их не уважал, кроме тех, которые держали себя вдали от него, как, например, моя жена и некоторые другие. Она, моя голубка, светлым, чистым взглядом, своими скромными манерами и речами, своею простотою, исполненною невинности сердечной, своим поэтическим идеализмом и высшими воззрениями на жизнь исключала возможность грязных поползновений и была воспета Пушкиным как «гений чистой красоты»».
В одной из тетрадей «Записок» Александр Васильевич выразил надежду, что потомки осуществят их полное издание: «Я их завещаю сыну или кому другому, чтоб их напечатать, если признаются они достойными печати тогда, когда находящиеся в них очерки нравов, характеристики и биографии не могут никого задеть и сделаются занимательными и поучительными, как безыскусственное сказание о прошлом».
К сожалению, сын Марковых-Виноградских записки не опубликовал. Впрочем, он не только в этом не оправдывал надежд своих родителей. Так и не получив толком никакого образования, он продолжал менять одно место службы на другое, то работал в театре, то состоял в почтовом ведомстве, то был управляющим имения родственников… И ни с чем толком не справлялся, нигде долго не задерживался. В дневниках Александра Васильевича постоянно встречаются записи о том, что сын оставил службу в таком-то городе и перебрался в такой-то, где все повторялось вновь. Летом 1871 г. он женился на Елизавете Васильевне Аксамитной, дочери мирового судьи из небольшого городка Черниговской губернии, которая также была небогата, «умна, добра, но не хороша». Однако появление семьи ровным счетом ничего не изменило в его жизни.
Что же касается дочери Анны Петровны, Екатерины, то и у нее жизнь складывалась не лучшим образом. После 10 лет более или менее благополучного брака она в 1865 г. овдовела. Так же, как и ее мать, осталась без средств к существованию и тоже вынуждена была жить у родственников, в том числе в неоднократно упоминавшемся Тригорском, где прожила с сыном Юлием около трех лет. Наконец Екатерине удалось выхлопотать пенсию за мужа, после чего она вернулась в Петербург и работала гувернанткой до тех пор, пока Юлий не вырос и не получил образование.
