неровня!..»
Она убеждает его, что в случае их брака все будут расспрашивать его про жену: откуда и кто она такая? А узнав, что «она мужичка», «все будут над вами смеяться, все осуждать, винить, будут удаляться от вас, что у вас от жены вся родня мужики». «…каково будет вам тогда?» «Попрекам и насмешкам конца не будет. Не перенесете, спохватитесь… рады бы поправить, но уже невозможно будет. Вот и возненавидите меня… <…> Неужели мне легко будет видеть, что от меня и из-за меня вы будете страдать; и я, все видевши, могу ли жить? Так же умру, как и тогда, как вы перестанете любить меня. Да я о себе и не занимаюсь. Как хотите, меня перерядите, научите всему приличному для пани, но натуры, привычек не переделаете, все будет видно, что я коренная мужичка. Куда явитесь со мною, везде меня засмеют; каково вам тогда? <…> Вам и скучно будет без дела, и, увидевши, что грех жить праздно, желали бы возвратиться в свет, между людей, но я вам камень на шее! <…>…я, дабы отвратить от вас всякое горе, иду на видимую смерть. Разлучиться с вами смерть для меня!»
Она объясняет ему, чем ее любовь отличается от того, как любят другие. Если бы, говорит она, я любила вас «легко» (обратим внимание на это очень важное слово!), то чего было бы и желать: «я из мужички делаюсь барыней, муж у меня молодой, красив – как нарисованный; хотя на месяц, я потщеславилась бы, а потом, что бы с ним ни случилось, хотя бы пострадал чрез меня, хотя бы и оставил меня, мне все равно было бы… <…> Так я же вас не так люблю! Волос ли с вас падет, а у меня сердце разорвется; вам беда только приходить будет, а я буду страдать! И потому-то лучше целый век мучиться, горе терпеть, всякие муки перенесть, лишь бы маленькую беду отвести от вас!.. Нет у меня другого желания, как ваше спокойство, счастие, нет у меня мысли, жизни, все вы. Чрез вас, для вас и вами только живу!..»
И еще одно, завершающее признание делает она в конце разговора: «…не жалею, что так сильно полюбила такого отличного, разумного и с доброю душою человека. Счастие мое, что я
Но его перспектива любить ее так, естественно, устроить не может. Не умея «всего изъяснить», что у него «на мысли», он убежден, что так «не можно» и решает просить Галочкиного отца Алексея в надежде, что тот его послушает. Но Алексей ни к чему дочь принуждать не хочет: «…я так положил: кого Галочка сама изберет… тот и будет мой зять». Собственные же его доводы во многом перекликаются с тем, которые Семен Иванович слышал от нее самой.
Мы не зря уделили столько внимания этому диалогу и в особенности тем аргументам, которыми Галочка объясняет и оправдывает свой отказ от замужества со столь горячо любимым ею человеком. Здесь смысловой и эмоциональный центр произведения, ключ, может быть, единственный, к правильному пониманию и его идеи, и его заглавия. Именно он помогает понять, почему Анна Григорьевна, жена и однодумец писателя, уверяла Плетнева, что «Галочка – мое милое дитя», не удостоивая такой мерой близости ни Марусю, ни Ивгу, ни «сердешную Оксану» – ни одну из героинь, вышедших из-под пера Квитки.
Дальнейшее развитие событий подтверждает убежденность Галочки в своей правоте и решимость во что бы то ни стало добиться своего. Она делится с отцом опасениями, что Семен Иванович сумеет вынудить Алексея, чтобы он приказал дочери выйти за него замуж, и она не сможет его ослушаться. «И тем, – говорит она отцу, – погублю навсегда того, за кого бы я отдала последнюю каплю крови, и чтобы доставить ему спокойную и счастливую жизнь, готова перенести все мучения! Мысль, что я, вышедши за него, буду причиною всех бед его, убивает меня!.. Так, чтоб положить один конец, отдайте меня, таточка, замуж. Он увидит тогда, что все кончено, сам одумается и… найдет свое счастие!..»
Поскольку ее целью было «выйти за ровню», подобрали неизвестного ей человека по имени Никола, «круглый сирота, честного, хорошего рода, только бедность такая, что и не было и нет ничего». Алексей понимает существо происходящего: «Тяжко было ему на душе, хотя исполняя дочернину волю; но какая эта воля ее была!.. Это все равно, как бы она, выбрав нож, просила бы именно этим ножом зарезать ее!»
Приехавший Семен Иванович застает ее уже замужней и слышит от нее последние слова: «Прощайте! Все, забудьте и самую мою любовь, заставившую меня решиться на такой подвиг для вашего спокойствия… Счастье вы еще найдете… а я!!!» Счастья он не находит, но находит спокойствие и правоту Галочки со временем осознает. Он говорит автору: «Всегда вспоминаю Галочку и благодарен ей от полноты души, что она предусмотрела все и отвратила от нас обоих вечные бедствия. Видно, она больше людей знала, нежели я… А как любила меня.
Тут он задумался и долго все думал, наконец сказал: „И воспоминания горьки! Не облегчу ли я скорби своей, рассказав тебе все подробно?“ И он рассказал мне все, что у них было с Галочкой в Харькове, на Гончаровке. Потом заключил: какой же геройский подвиг ее! Каково самоотвержение! Вот любовь!» Собственно текст повести завершается словами: «Кто научил тебя, Галочка, девушка простая, без образования, без сведений о свете, кто научил тебя так любить? – „Вот любовь!“». За этим следует некое подобие авторского постскриптума: «Все это, до последнего, истинная правда. Еще и теперь в Харькове, на Гончаровке, есть люди, которые слышали от отцов своих, а другие и сами помнят Галочку и чт? с нею это все происходило».
Заслуживает первостепенного внимания тот факт, что процитированное выше завершение повести отсутствует в ее украинском тексте, озаглавленном
