Мы пересказали неполно и отрывочно лишь содержание первой пятистраничной главы, но и она дает некоторое начальное представление о манере авторского повествования, о зоркости, с которой изображаются в романе характеры, детали быта, самоуправство „сильных мира сего“, и мы уже способны оценить пророчество, которое в конце этой главы Квитка вкладывает в уста представительницы народных низов – няни героя произведения: „Управился исправник! <…> Да это тебе, батюшка, Петр Степанович, еще цветочки: после будут и ягодки!“
Вообще с самого начала обращает на себя внимание, что дворовая челядь описана с симпатией, и в ее обращениях к сироте постоянно присутствуют ласкательные наименования: „голубчик“, „сынок“, „батюшка“, но совсем иначе изображены представители власти. Исправник называет Петрушу не иначе, как „мальчишка“ и „щенок“, а сброд, собравшийся, чтобы повеселиться на поминках, – „почтеннейшими“, „дядюшками“, „кумушками“.
Не лучше выглядят и представители высшей власти. Приезжает чиновник проверить деятельность опекуна, в ведении которого находится Петруша. Как мы знаем из письма Квитки к Плетневу от 8 февраля 1841 г., первоначально это должен был быть сам предводитель. Но позднее он не решился „так сильно укорять человека в почетном звании предводителя“, решил понизить его ранг и этим „облегчить“ соответствующую сцену.
Разжалованный предводитель обрисован резко сатирически: он не заговорил, а „запищал тоненьким голоском“ и, „сняв колпак, явил нам свою голову, совсем плешивую“. Квитка и в дальнейшем передает тембр голоса приехавшего начальника исключительно глаголом „пищать“. С первого знакомства с ним мы видим многочисленные проявления его лицемерия и ханжества.
Когда его приглашают „пожаловать в комнаты“ с очевидным намерением задобрить, он гордо отвечает: „…Я с вами хлебосольства не намерен вести. Прошу назначить мне квартиру в деревне; со мною все есть: мне вашего, то есть сиротского, не надо. Я знаю закон, имею совесть, боюсь Бога, дорожу мнением моих собратий и не допущу на себя ни малейшего нарекания. <…> Я помню свою обязанность быть защитником угнетенных сирот и оберегать их имущество от разорения. Надо помнить совесть…“ И под аккомпанемент этих разговоров „наливает густые сливки из большого серебряного молочника в поднесенную ему матушкину дорогую фарфоровую чашку с чаем“, требует „еще чашку, да с ромом…“
Но надежды Петруши, что после таких „прекрасных наставлений“ он ощутит хоть какую-то заботу о себе, не оправдываются: „Чиновник откушал все свои чашки, но на меня не обратил никакого внимания, хотя я перед ним все болтался. Обо мне никто не подумал и в то время, когда подали десерт, все- таки на матушкином богатом сервизе. Наш гость насыщался, а я смотрел ему в глаза“.
Далее продолжается та же игра: чиновник стращает Петрушиного опекуна, что сам проверит все отчеты, пересмотрит все книги, „отчеты ваши по листочку переберу и что в них найду, так и дело поведу. Я на правду черт. Задабривать меня не думайте и не смейте“. Но после этих благонравных слов „принялся он за книги… пересматривал по листочку, вытряхивал из них очень прилежно, но как ничто не выпадало, так он с явною досадою швырял каждую с сердцем в угол, ворча: „Кой черт, нет ничего“. Чем меньше оставалось книг ему рассматривать, тем он в большую приходил досаду и наконец, не найдя и в последней ничего, швырнул ее очень далеко, вскочил вне себя и довольно громко сказал: „Хорошо же; будешь помнить меня! Не я буду, чтобы я тебя не доехал“. С сими словами бросился он в постель, все ворча и проклиная кого-то“.
„Ничто не выпадало…“! Ясно, что наш неподкупный правдолюбец рассчитывал, что из книг будут выпадать ассигнации, отсюда его досада и угрозы в адрес тех, кто обманул его ожидания. Но напрасно он огорчался. Ощупывая свою постель и подняв простыню, он „увидел в руках у него в бумагу завернутое, точно как бы колбаса… Незнакомец развернул бумагу… там были все деньги серебряные“. Пересчитав серебряные колбасы, он спрятал их в свою шкатулку, после чего собрал разбросанные им книги и, не читая, каждую подписал, лег в постель и сладко уснул.
В названии каждой из глав романа Квитки коротко излагается ее содержание. Глава, следующая за той, в которой была описана технология получения взятки, озаглавлена с заметной долей иронии: „…о том, каков был чиновник после угощения его колбасами“. И действительно, „угощение“ подействовало как нельзя лучше. Чиновник нашел, что в книгах и отчетах „все верно и исправно“, „точность во всем большая и примерная“, а опекун получит благодарность за похвальное управление имением. Малолетнего наследника он укоряет за то, что он недостаточно благодарен своему благодетелю за его заботы и попечение, а крестьян, которые намеревались жаловаться, обзывает „бунтовщиками“, которых „должно кнутом, в солдаты, на каторгу“.
Писатель проводит своего героя через пребывание в пансионе мусье Филу, выглядящем пародией на нормальное учебное заведение, через службу в мушкетерском полку, оставляющую, мягко говоря, невыгодное впечатление об армейских порядках. Бригадирское звание присвоено полковнику генерал- аншефом в благодарность за благосклонное отношение красивой полковницы. Офицеры пьянствуют и проводят время с девицами сомнительного поведения. Когда же запахло возможностью войны, они струсили настолько, что вызывают пренебрежительный отзыв даже у Столбикова: „Известны эти бойкие офицеры своею храбростью на месте – нам против них и слова сказать нельзя; введи же их в дело, так еще и за нас прятаться станут“.
А как сам наш герой поведет себя в случае войны? Он откровенно излагает свои планы: „А если проклятые татары не уймутся и начнут войну?.. О! Тогда в сторону честолюбие! Тогда, дав волю сильнейшей страсти – жизнелюбию, поднести полковому лекарю
Показателен для характеристики армейских нравов и такой эпизод. Когда Столбиков обратился к начальнику с просьбой „выпустить“ его из службы, он услышал в ответ, что русский дворянин должен служить, пока в нем есть силы, и что это, дескать, ему должны были объяснить в пансионе.
„– В пансионе мне объяснили, – отвечал я твердо и решительно, – что я, как человек, рожден свободным, должен избрать занятие по воле своей, а не по прихотям…
