политике и экономике меньшинством и др.
Н. Луман называет два принципиальных, как мне кажется, следствия развития современного капитализма. Во – первых, «невозможность для мировой хозяйственной системы справиться с проблемой справедливого распределения достигнутого благосостояния»[255]. С проблемой, когда «включенные» имеют почти всё, а «исключенные» – почти ничего. И, соответственно, во-вторых, «как индивид, использующий пустое пространство, оставляемое ему обществом, может обрести осмысленное и удовлетворяющее публично провозглашаемым запросам отношение к самому себе»[256].
Все это способствует эскалации насилия во всех его проявлениях. Так, для наиболее тяжких насильственных преступлений характерно пренебрежение к жизни и здоровью других людей, обесценение чужой жизни как следствие крайней степени отчуждения. Это особенно ярко (и страшно) проявляется в так называемых «безмотивных» жестоких преступлениях, когда уничтожение себе подобных, глумление, издевательство, истязание, мучительство становятся самоцелью (что – подчеркну еще раз – совершенно неизвестно миру животных).
Автор «индустриального общества», Джон Гэлбрейт писал еще в 1967 г.: «Для рабочего, лишившегося заработка на джутовой фабрике в Калькутте, так же как и для американского рабочего в период великой депрессии, вероятность найти когда-нибудь другую работу очень мала… Альтернативой его существующему положению является, следовательно, медленная, но неизбежная голодная смерть»[257]. Позднее, в 1973 г., Дж. Гэлбрейт напишет об экономических лишениях – голоде, позоре, нищете, «если человек не хочет работать по найму и тем самым принять цели работодателя»[258]. Не выступают ли, следовательно, «цели работодателя» фактором насилия?
Экономическая теория развивалась сама по себе. Экономическое насилие и его жертвы существовали сами по себе. И «в результате экономическая теория незаметно превратилась в ширму, прикрывающую власть корпорации»[259]. Если это было ясно для Дж. Гэлбрейта к 1973 г., то дальнейшее развитие экономики и ее главных субъектов – банков и ТНК лишь подтвердили диагноз… Не случайно на смену классической либеральной теории приходят неоавстрийская школа, праксиология Л. фон Мизеса[260], ордо – либерализм[261] и др. Поиском компромиссного выхода занимаются и отечественные экономисты[262].
Но действительность развивается в параллельном мире. «Именно организованная без всякого внешнего принуждения метафизическая пляска всесильного Капитала служит ключом к реальным событиям и катастрофам. В этом и заключается фундаментальное системное насилие капитализма, гораздо более жуткое, чем любое прямое докапиталистическое социально – идеологическое насилие: это насилие больше нельзя приписать конкретным людям и их «злым» намерениям; оно является чисто «объективным», системным, анонимным»[263].
Повторюсь: у меня давно сложилась уверенность в принципиальной невозможности создать благополучное общество, без массового насилия, без страшного неравенства, без «войны всех против всех».
Идеалом для меня всегда были государства Западной Европы, где я чувствую себя «свободным человеком в свободной стране», и, не боясь, хожу по улицам в любое время суток. Но что – то стало меняться…
Конечно, насытившись развитым и недоразвитым социализмом, плановой экономикой, уголовным запретом частнопредпринимательской деятельности и коммерческого посредничества (ст. 153 УК РСФСР), «валютных операций» (ст. 88 УК РСФСР) и – как следствие – пустыми полками магазинов, при непременной оглядке на КГБ, я с понятной радостью встретил горбачевскую «перестройку», частную собственность, рыночную экономику, свободу слова и зарубежных поездок. Я и сейчас принципиальный, категорический противник возврата к «социалистическому» прошлому. Я и сейчас уверен, что М. С. Горбачев совершил чудо, повернув историю России в либерально – демократически – прогрессивном направлении.
Современный отечественный опыт свидетельствует о том, что безусловно прогрессивный переход от казарменного полуголодного социализма с постоянным «дефицитом» всего и вся к рыночной экономике принес не только переполненные товаром магазины, заполненные иномарками улицы, возможность путешествовать по всему миру и обучать детей в Оксфорде или Гарварде, но и значительные негативные последствия: беспрецедентный разрыв между богатым меньшинством и бедным большинством населения (что отражается динамикой соответствующих экономических показателей – децильного коэффициента и индекса Джини); господство масскульта; призыв «обогащайтесь!» и воцарившуюся мораль «все на продажу» и «деньги не пахнут» с закономерным возрастанием негативных девиантных проявлений – преступности, коррупции, алкоголизации населения, наркотизма, торговли людьми, суицида[264].
Ю. В. Кузовков различает четыре основных типа социально – экономических систем[265]. Две из них основаны на рыночной экономике: глобальный олигархический капитализм и национально – демократический капитализм (или национальная демократия). Отличием второй системы от первой является то, что: а) в правящей верхушке общества преобладает не олигархия, а национальная элита, думающая об интересах всего общества; б) в экономике основную роль играет средний и малый бизнес при отсутствии частнокапиталистических монополий; в) сформирован национальный (или региональный) рынок, защищенный от мирового рынка и глобализации посредством таможенных пошлин или, как это бывало ранее в истории, посредством естественных барьеров (горы, участки суши, большие расстояния). Две другие системы связаны с ограничением товарно – денежных отношений и с преобладанием не торговли, а распределения произведенных товаров. Это социализм и режим восточной деспотии. При социализме
